"От четверга до четверга" за 31 мая 2001 г.
Привет, читатель! Вот, собрал кое-то, взгляни на досуге.
1. Объявления
2. Отрывки
3. "Далекая волость в Испании есть..."
4. "Эх, дороги..."
5. Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай...
Грядут приятные хлопоты. Ознакомься вот под роспись с приказом.
В ознаменование второй годовщины появления на свет настоящего Частного сайта, в связи с пожеланиями сотрудников Бюро, а также в целях обеспечения отвечания на вопросы, поднимаемые в письмах трудящихся, ПРИКАЗЫВАЮ:
0. Назначить юбилейную календарную дату (7 июня 2001 года) четвергом.
1. Назначить на среду, 6-го июня 2001 небольшой дождь (дождичек).
2. После дождичка в четверг 7 июня с.г., в 23:00 по московскому времени
(другие времена можно посмотреть на входной странице)
созвать торжественное заседание друзей настоящего Частного сайта на страницах
"живого журнала" по адресу: www.livejournal.com/users/gr_s.
Ответственным за напитки и закуски назначить зам. директора Бюро по снабжению.
3. В целях самовыполнения опубликовать настоящий Приказ в очередном выпуске
"От Ч до Ч".
Администрация читальни
Теперь о главном. За приятными хлопотами грядут сюрпризы. Они мелкие, но их
много. По секрету скажу, что до 7-го числа обнародовать их не велено, так что
... ждем.
Разные отрывки. Вертел их, вертел, ни к чему они не приспосабливаются. Выбрасывать жалко, доделывать некогда. Подумал еще раз, да и решил их тут... не выкладывать.
Из содержательного же могу сообщить следующее.
3." Далекая волость в Испании есть..."
Получено было тут как-то письмо из далекой Испании, от замечательного испанского экономиста австрийского толка, Уэрта де Сото (еще перуанский де Сото есть, тоже друг свободы, так вот это не он). Испанский де Сото попросил прислать ему Human Action на русском языке. Как это часто бывает, запросы практики привели в движение научные круги. А с чего начинает наука? Правильно, с проблемы измерения.
Импульс, пришедший из Мадрида (далекого, но близкого, подчеркну), материализовался в целой вакханалии измерительных процедур. Венцом измерений стало взвешивание погрустневшего от обмеров тома на весах. Нет, не истории, на Наташиных весах. Она на них взвешивает всякие сыпучие и другие кулинарные материалы, замечено, что пик взвешиваний приходится на пору заготовок варенья. Эмпирическая зависимость...
В мире мер большое значение имеет проверка и перепроверка результатов. Докладываю, что на Наташиных весах русское издание главной книги Мизеса весит на 400 г меньше, чем на весах всемирно известной компании DHL, к услугам которой доверчиво обратился ваш покорный слуга. По наташино-вареньевой методе Мизес весит 1 кг 100 г, тогда как методами DHL установлено, что вес книжки – аккурат полтора килограмма.
Хорошую компанию отличает единство стиля. Думаю, DHL – хорошая компания, ибо в Иберию (прости, читатель, само прыгнуло) посылка пришла в пятницу, будучи сдана в московское отделение (что в комплексе зданий на Краснопресненской набережной, ну те, которые цвета советско-американских отношений 70-х годов) в понедельник. Сайт компании, между тем, обещает сакраментальные 1-2 дня, но кто бы мы с вами были, если бы верили обещаниям сайтов, читатель?
Естественно-монопольная тема развивается, между тем, своим чередом. Еду как-то по сельской местности на рейсовом автобусе. Еще на остановке привлекли мое внимание две тетеньки, по виду богомолки (потом разговорились, оказалось точно, ездили в неблизкий, но знаменитых женский монастрырь). Богомолки эти были близнецами средних лет, что само по себе необычно. Еще более необычной была их манера ждать. У нас весь на остановках в сельской местности выбор невелик. Семечки, понятно, местная газета ("из здания городской администрации украден стул, нашедшего просьба позвонить ..." и четырехзначный номер), парни приклеиваются к девчонкам, безвозрастные мужички цепенеют ("коацерват" всплывает неведомо откуда ученое слово), старушки-божьи одуванчики улыбаются, глядя перед собой, горожанки обмахиваются журналом "Семь дней", задирая брови до немыслимой для сельского пейзажа высоты.
Так вот, богомолки-близнецы, усевшись на один пенек, достали песенник и запели на два голоса. Пели они негромко, да еще ветер относил слова, так что что именно это было, не скажу. Не псалмы точно. Учитывая последующее, если бы они пели про дороги, было бы классно. Но – не знаю, не знаю... Может и про дороги. Как говаривал мой дед, исключать нельзя...
Потом, уже в автобусе, мы с ними оказались рядом – на сиденьях через проход. Говорили между собой они не то чтобы громко, но как бы приглашая (между прочим, называли друг друга по имени-отчеству и на "вы").
– Вот, трава-то какая зеленая, Людмила Петровна.
– Да, Клавдия Петровна, зеленая трава-то. Лето прям, а ведь только май...
И обе доброжелательно уставились на меня, ожидая подтверждения.
– Так тепло было в апреле, – осторожно положил я свою хворостину в занимающийся разговор.
– Тепло, тепло... – радостно закивали они, воспороизводя атмосферу английского женского детектива, который читала соседка в электричке. Но тут главная линия разговора резко поменялась, сохранив, впрочем, связь с железнодорожной темой.
– Хорошо у нас в России, а вот Волошин все хочет испортить, говорят.
Накануне я довольно поздно закончил работу, полез в поисках развлекательного и поучительного в интернет, прочел среди прочего пародию блистательного Р_Л на расшифрованные разговоры этого выскопоставленного чиновника. После чего, не утерпев, слипающимися глазами читал оригинал, (или искусную подделку, не отличть), слитый в сеть неизвестно кем неизвестно зачем. Понятное дело, услышав такое, я малость опешил.
– А как он хочет все испортить? – только и спросил (проклятое любопытство, подумал неласково про себя, уточнив, предварительно, кто имеется в виду –"Какой-какой, который в Кремле сидит" – успокоили они меня).
– Дак как же. Железную дорогу нашу захватить хочет.
– А зачем ему железная дорога? – мой севший голос они приняли за
безмерный ужас перед коварством Волошина и с энтузиазмом продолжили.
– Цены на билеты подымет так, что никто ездить не сможет! – и победно уставились на меня, переглянувшись (не понимает простых вещей, сразу видать – городской).
– А зачем ему цены подымать?
– А чтобы наживаться на нас.
– А как же он на нас будет наживаться, если никто ездить не будет?
Собеседницы мои, пошушукавшись между собой, стали в окно смотреть, потеряв ко мне интерес. Стал в свое окно смотреть и я. Облака вываливались из-за горизонта, лес то темнел, то светлел. В автобусе установилась тишина. Мы ехали ...
5. Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай
Я безбожно опаздывал. Любой начинающий консультант вам скажет, что опоздание есть ни в коем случае не случайный, а сложный и глубокий акт.
Очень грубо и приблизительно ситуация с вашим опозданием описывается так. Либо вы считаете не важным себя (для тех людей или того события, куда вы опаздываете). Либо вы считаете не важными их (людей, мероприятие).
Неприятность заключается в том, что именно эту информацию люди получат, увидев, что вы опоздали – независимо от того, что у вас за обстоятельства, что на душе, что вы им скажете, о чем промолчите. Обе версии не в вашу пользу.
К какой из этих ситуаций отнесут мой случай, об этом я и размышлял, пока водитель, чертыхаясь, пробирался через пробки зимней Москвы. Вечерело...
Мы ехали одним из самых неудобных московских путей – с улицы 905-го года на юг, в район метро "Университет". Мои коллеги, волнуясь, уже сидели в приемной, ожидая вызова. Первую часть события, на которое я опаздывал, я знал назубок и утешал себя тем, что к главному успею.
Хозяин кабинета удивился моему появлению, но ничего не сказал. Я же удивился несказанно. Во-первых, он был не в костюме, а какой-то домашней безрукавке, такая... кацавейка. Портрет его еще не был растиражирован, и знаменитая одышка воспринималась не как элемент брэнда, а через усилие – ну да, полнота, сигарета, красное лицо гипертоника. "Да он же рыжий" – вдруг увидел я. "Темный, темно-медный, но – рыжий". Это было во-вторых. И в третьих: мал да удал...
Наши и он, как стороны на переговорах, сидели друг напротив друга, что биоэнергетически для мероприятий консенсуального типа, например, для всех внутрироссийских, всегда плохо. Пришлось сесть с его стороны, спросив разрешения и получив его. Ну вот, стало двое на двое.
С нашей стороны, конечно, имелся международный аспект, то есть совсем внутрироссийским мероприятие не было. Но соответствующий господин имел 15-летний опыт работы еще с "Союзчто-то-там-импортами", куда отправлялся только после обнадеживающих переговоров на Старой площади ("товарищи обещали помочь"). Помню как уморительно он рассказывал про их приключения иностранцев в России, что-то напутали со встречей, почти ночью полумертвые от усталости и бестолковщины они с новичком-стажером (сейчас дослужился до главы большого по европейским меркам банка) зимой в середине 70-х, этого длиннейшего и нелепейшего десятилетия, оказались за городом, на цековском объекте за зеленым забором, среди вековых елей и замерзших садовых беседок. Новичок не понимал куда их везут, испугался наряда на воротах, скрипа фонаря, летящего снега. Он не заметил ни чистого крыльца, ни своеобразной элегантности мебели и тюля. От страха не оценил ни ковров в холле, ни хрусталя в номере. "Мы пришли в столовую, было поздно, ничего не работало. Он боялся, тянул за рукав, говорил "Уйдем, умоляю, вы напрашиваетесь на неприятности". Думаю, он был при смерти (kondratiy chut'-li ne khvatal), когда я ушел на кухню, завернув за полированный, вертикальный такой desk. Все оказалось конечно же в порядке, нашлась там дежурная, добрая женщина, нажарила нам картошки с луком, кажется с грибами, достала четвертинку – отказалась от десятки, но взяла три рубля; язык? я же стажировался у вас в Инъязе в начале 60-х, кроме того, вашим руководителям всегда нужны были деньги на развитие промышленности, а я и был деньги, но это не главное. Главное в России, через много-много уровней найти такую добрую женщину. Она сможет вас накормить. Если звонить, вызывать начальство того начальства, которое должно было нас встретить, то в конце концов они все-равно найдут эту же пожилую женщину, но тогда она уже не сможет продать вам четвертинку...").
Но тогда тот господин, степенно блестя очками, говорил о преимуществах облигаций перед синдицированными займами, преимуществах не абсолютных, это было бы глупо, а именно теперешних (теперь, стало быть, тогдашних). Ставки ЛИБОР, накидка коммерческого банка, накидка на страновой рейтинг, накидка на страновой и отраслевой риски, плюс связанность, а как же, оборудование придется закупать у... но собеседник все это знал, ему было скучновато. Он стал расспрашивать про Париж. "Мы с Витей ведь Париж-то лучше Москвы знали. Мы же не вылезали из Газ-де-Франс, сперва изучали, как поставлено дело, контакты там. Потом партия поставила задачу, пришлось Германией заниматься, но к концу 80-х мы уже здорово пообвыклись, потому что опыт, конечно, он, как во всяком деле, главное. Теоретически можно все себе хорошо представлять, а вот на морозе... Помнишь, Володька, – он обратился к руководителю нашей маленькой команды – Уренгой, 76-й год". "Володька", которого никто в жизни так не звал, помнил хорошо, так как это была его первая экспертиза, а наш сегодняшний хозяин был принимающая сторона, начальник строительного подразделения будущего гиганта, крупного подразделения, но одного из. "Я ведь все люблю руками посмотреть" – сказал он, и вдруг откуда-то вынырнула тетка совершенно неинвестиционного вида с гигантским листом ватмана. "Вас там чешский посол полчаса уже ждет". "Ух ты, – удивился он, – а я его не вызывал". "Так он сам приехал, вдруг, говорит, примет", – сказал тетка, раскладывая листы на длинном столе. "Ну пусть тогда ждет. Ты позови-ка ему..." "Уже, уже, – сказала тетка. "Вот и молодец, – просипел он, – и лег животом на стол, наклонившись над таблицей. Мелькнули года 2003, 2005 – боже, как далеко. "А как же, – это же деньги, мне же от них, вот от этих графиков танцевать приходится. Сегодня у нас, к примеру, 94-й год, вот погашение, видите, сперва спадает, потом нарастает, значит продать мне надо будет вот столько, значит мне разбуриваться надо так и так, а еще бы через Польшу подавать, но это надо все подготовить, а потом делать тихо и быстро, меня ведь каждый обидеть норовит, кто корыстно, кто, как говориться, по глупости".
Я тогда думал, что какая огромная разница – при совсем небольшой разнице в годах – между этими людьми и теми, кто "руководит экономической реформой", раздувшись от стремительного подъема наверх. Эти – к 35-ти и сорока годам отвечавшие за сотни миллионов долларов и десятки тысяч людей, при всей их неотесанности, привычке к партийному окрику, директивно-нажимному стилю руководства, конечно же презирали идеологическую обслугу, вдруг – в своей молодой реинкранации – враз ставшую в силах вызывать их на ковер, давать или не давать, разрешать или не разрешать... Я думал, а ведь есть еще и совсем подземный сброд, копящий зависть, видящий какой разворот принимает дело, не встретивший понимания со своими лакомыми локальными конфликтами, то тлеющими, то под умелой рукой разгорающимися. Неужели придет день, когда они появятся на пороге этого кабинета и скажут: "Теперь мне". И хозяин не сможет им ответить: "начало дороги сюда – там, на стройках народного хозяйства, на пусковых объектах пятилетки, на упрямых боданиях в банках, где акульи господа быстро понимают кто перед ними – административная тварь дрожащая или спец, т.е. право имеет, к тому же хват, и бизнес ваш не хуже вашего может вести. А дается это опытом. Опытом чего? Ну, считай, пальцы, загибай: дела, во-первых, реального, а не бумажного, чтобы пощупать результат можно было, а не объяснять, в чем он состоит. Во-вторых, не подотчетого никому (иначе разорвет между интересами дела, и твоим статусом пусть высокопоставленного, но подчиненного лица). В-третьих, такого, чтоб ошибку спихнуть ни на кого нельзя было. В-четвертых, когда нельзя даже показать, как и насколько вперед ты все сечешь, это – для верха, а для низа, в-пятых, – чтобы никто тебя ни в технологии не надул, ни в деньгах, и вот так, если лет пятнадцать ты на высоких должностях выжил, то ... моги. Ихние-то – такие. Что Клаус, что Франсуа, что Джек, одну школу проходили. Мне ведь вкрутить тут ничего нельзя. Я же все тут знаю, потому я тут на стареньких, все это мы с ребятами и сделали. Оборудование? Банки? Геофизика? Транспорт? Химия? Связь? Я же знаю, когда, что, сколько и зачем еще до того, как он рот открыл. Конечно, при таком опыте и характер уживчивый нужен, это уж само собой... Хотя разные есть, вон Володька, да не ты, ученая душа, ты ж ученый, хоть и министр бывший, другой, кличка "Носорог", далеко пойдет, слыхал? Он, правда, другому союзному министерству подчинялся, но тоже – углеводороды, а куда без них, берут ведь. Ты бы видел как берут... Главное тут голову не потерять, считать надо лет на двадцать, не меньше, иначе проторгуешься.
Он вдруг ушел куда-то в зады кабинета, в окно я видел пивную своей студенческой молодости, "автоматы на Строителей", по случаю подступившей московской приватизации она была закрыта, пытаясь, видно, затаиться и выждать. Он вышел уже в пиджаке и галстуке. "Да, понимаешь, держу там в шкафу для таких случаев. Ладно, бумажки оставьте, я еще посмотрю. Надо человека принять, ждет уже минут сорок. Хоть я его и не звал. А с вами еще потом обсудим. Коллатерал, понимаешь. Мне итальянцы тоже вот..." и он вышел из кабинета в собственный предбанник, навстречу ему с кресла стал вставать сухощавый мужчина в усах. Мы собрали бумажки и вышли, стараясь миновать их, вцепившихся друг другу в предплечья. Наш смотрел снизу вверх (особенности фигуры) и по лицу его было ничего нипочем не угадать, а посол смотрел сверху вниз и восторженно. "Только не говорите, что его знаете" – сказал я нашему господину. "Нет, но зато я знаю его отца", – невозмутимо ответил тот. Мы вышли из здания. Было понятно, что будь нас хоть пятнадцать, хоть пятьдесят, он бы обыграл все равно.
Потом мы виделись, но так близко уже никогда. Я всегда уважал его, а когда случалось помогать его делу, считал это за честь. Конечно, это была очень своеобразная империя (правда, считать ее уникальной из-за географии, или наличия различных клик в руководстве, или многоконтурной и непростой финансовой нейросистемы может только очень наивный и несведущий человек).
Но компания эта, при всех ее реальных и приписываемых ей недостатках и пороках, да простит меня страна, была более живой, надежной, авторитетной и убедительной, чем все остальное, причем как бы не вместе взятое. Что ж тут удивительного, скажут. Компания – это люди, люди – это культура проивзодства, культура отношений. Тут удалось создать, взрастить и сохранить – вначале под крылом у КПСС, потом у сменившего ее Ельцина – культуру, которая по своим адаптационным, да и креативным возможностям намного опережала окружение, в том числе и административно-государственное, хотя последнее не удивительно. Удивительно, что столько лет продержались. Удивительно, что физиономии вытягиваются во всем мире, когда называется эта компания. Удивительно, как мало извлекли пользы от наличия в стране такой культуры, этих людей.
Культура эта уходит, уходят ее люди, как уходит, рано или поздно, все на свете. Прощай, прощай, неоцененная гордость страны. Прощай, прощай, несбывшийся шанс.
| Вернуться наверх | На главную страницу | Туда, откуда пришли |