От редактора-составителя

Обращение к Читателю по случаю первого выпуска « Частного взгляда»

Здравствуй, Читатель!

Обращаюсь к тебе на «ты». Не сочти за фамильярность или небрежность. Поразмыслив, я решил, что употребление вежливого «вы» (оно считается местоимением личным второго лица множественного числа, но лишь номинально, так как обращено к человеку, а не к коллективу) потребует нелюбимого мной написания с заглавной буквы – «Вы», уместного в коротких письмах, а не в длинных предуведомлениях. Что до настоящего множественного числа («здравствуйте, читатели» ), то в нём я тебя, Читатель, и помыслить не могу. Потому-то ты и на «ты» , что в единственном числе ты у меня!

Ещё одно замечание предуведомительного свойства. Вследствие организационной суматохи, сопровождающей всякое начало, и некоторой нервности, сопутствующей упомянутой суматохе, обращение моё к тебе вышло пространно-неопределённым. То есть одновременно и пространным, и неопределённым. Всё, что мне удалось сделать для тебя, Читатель, это максимально растащить неопределенность и пространность, распихать их по разным частям сего «Обращения» .

Так что не удивляйся тому, что увидишь не одно обращение, а целых два, точнее, одно, но в двух частях. Первая часть – неопределённая – она про смысл, про замысел, про стилевые предпочтения и про то, что советская критика называла небывалым словом «вкусовщина», словом – про трудноформулируемые ощущения и малосущественные подробности. Вторая часть – пространная – не по годам деловита, там бегло перечисляются формальные моменты начинания, излагаются правила, на которых это начинание зиждется. Много там всякого, потому и зовётся вторая часть пространной.

Итак,

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

О замысле и смысле

Для экономии места и времени сразу признаю все упрёки и справедливые замечания (хотя меня, признаюсь, справедливые замечания иной раз раздражают, как мало что на свете). Признаваемые замечания могут быть самыми разнообразными. И что такого нигде нет. И что в точности такого кругом полным-полно. И что так не делают. И что делают все кому не лень. И что мало про современность, что неадекватно много про то, «какие там были способы квашения капусты в XVIII веке». И что проникшая из-за досадных оплошностей современность отнимает место у действительно любопытного и редкого исторического материала. И что всё это узкоспециальные вещи, не интересные никому. И что для специалистов тут ничего нового нет. Всё, повторяю, признаю. Большое спасибо, говорю не шутя.

Эти упреки в огромной своей части справедливы, эти замечания, как правило, точны. Почему? Потому, что все перечисленные свойства, аспекты и характеристики никак не отслеживались, не проектировались, не продумывались. Стало быть, всё отмеченное получилось как получилось, как осадок, остаток, как непредумышленные черты, не хотел – вышло так.

Но не бывает «так вышло» в мире целенаправленных действий. Можно никому не сообщать о своих целях, можно нигде не фиксировать намерения и планы, можно даже питать по их поводу различные иллюзии, но нельзя сделать нечто без замысла что-то сделать. Для пояснения мысли обратимся к фактам.

Фактом было то, что 19 июля читатели частного сайта, откликнувшиеся на объявление в «Четверге», пришли обсудить со мной, что делать дальше. Фактом было то, что никакого «Частного взгляда» тогда не было. Фактом является то, что сейчас он есть.

Общая теория говорит, что в основе человеческого действия лежит намерение, а в основе намерения лежит неудовлетворенность тем что есть. Это кажется трюизмом, но это мощный и элегантный результат. Он раздражает тем, что не подкопаешься. Не было «Частного взгляда»? Не было. А сейчас есть? Есть. Значит, было какое-то беспокойство, что-то двигало? Ну двигало... Ну так определи это что-то, вот и будет о замысле.

Итак, вот вопросы, которые прилично себе задать. В чём было содержание этого беспокойства, лежащего, как гласит теория и подтверждает опыт, в основе всякого действия? И ещё. В чем общеполезность? Почему «Частный взгляд» ?

Беспокойство моё было связано вот с чем. Практически все сведения (написал было «огромное количество», но вычеркнул), имеющиеся у обычного взрослого человека нашего времени, преобладающая часть того, в чём он не сомневается, о чём не задумывается, получена им из живых (учителя, преподаватели, старшие товарищи, родители и т.п.) и мертвых (тексты, записанные разнообразными способами, кинофильмы, фото- и телепродукция, картины, почтовые марки, фасады и интерьеры зданий, средства траспорта, одежда, посуда и т.п.), мертвых и живых, повторяю, источников, изготовленных (или получивших свои знания и установки) в последние двести лет. Именно эти годы были годами формирования, распространения и применения идей определенного толка. Эти идеи можно пометить (понимая условность метки, понимая, что метка не есть объяснение или описание) термином «левые идеи» .

Феномен левых идей значительно шире коммунизма с его смешными (для меня) чегеварами и серпами-молотками. Он шире реального опыта тех несчастных народов и стран, которые допустили последовательное применение этих идей, позволили левой эстетике одержать не только культурную, но и политическую победу (и быстро умереть затем), позволили восторжествовать определенной системе, практике, делу.

О, если бы дело ограничивалось заговорщиками с сомнительным тифлисским прошлым! Если бы только один большевистский вариант левой идеи был популярен! Если бы только буйноволосый Маркс уважался как светоч и пророк!

Среди активных провозвестников этих идей мы видим и добропорядочных французских буржуа, и русских традиционалистов-монархистов, и французских, а позже немецких (а также не менее интересных, но гораздо менее изученных американских) христианских социалистов, и простых симпатичных британских фабричных самоучек, а потом и клубных чудаков (а потом уже не простых и не симпатичных университетских демагогов и парламентских кукловодов), и наследственных аристократов без почвы, и почвенников без аристократического наследства.

И паства разнообразна. Среди групп, страт, общностей, этими идеями охватываемых и охваченных, мы видим и магнатов угля и стали, и мелких фермеров, живущих со своей земли, и журналистов, живущих чужим умом, и инвестиционных банкиров, живущих своим, и военных, и государственных деятелей, живущих чужими страстями, и политиков, причем, принадлежащих к разным партиям, ожесточенно борющимся за избирателя, и самого этого избирателя, растущего количественно и, как это ни парадоксально, качественно. Совершенно бесполезно копаться в составе этих сил и групп, пытаясь найти виноватого, так сказать, в силу «происхождения». Все побывали тут, как сказал поэт.

Сама широта этой левой даже не лавины, не фронта, ибо не погодное это явление, как думал еще Фредерик Бастиа, а климатическое, мощь и разнообразие левого и его полнота представляются поразительными! Не то, чтобы альтернативных идей не было, нет. Но говорить об их широте и полноте не приходится. То есть, имеются имена, что-то было издано, что-то более известно, что-то менее. Но поезд человеческой культуры (пока во всяком случае) идет себе налево, унося в себе и носителей идей правых. Достаточно посмотреть учебники для первого класса всех государственных школ на свете, чтобы в этом убедиться. Достаточно взглянуть на любые мировые новости (недавно по казенному каналу Euronews повторяли с завыванием, рассказывая о банковских счетах террористов, этих вредителей в современном и глобальном исполнении, «бизнес и террор, они опять вместе, они всегда вместе»).

И не только учебники для первого класса, не только выбор фактов для новостных лент и их интерпретация. Широта и полнота левых идей, набранный ими за полтора столетия ход (поколебленный, но не остановленный даже крушением наиболее слабых левых систем), всё это не позволяет так уж сильно удивляться тому, что весь корпус знаний и представлений о человеке и цивилизации, о мореплавании, и алчных торговцах, о естественных науках и общественной пользе, о государственной власти и политической системе, о полезных ремёслах и вредных посредниках, о праве собственности и праве на достойное существование, о научно-техническом прогрессе и технологических эпохах, о деньгах и банках (»локомотивах экономики», как сказал один вельможа, весьма практичный и искушенный в правильных формулировках), о населении и народном хозяйстве («главное – направить средства населения на нужды народного хозяйства», как сказал другой вельможа, весь трепет и порыв, но весьма простодушный, как видим), весь, словом, состав наших воззрений на нас самих – окрашен в цвета этих идей, даже более того – пропитан ими, содержит их в каждой точке, в каждом частном суждении, умозаключении, в каждом наборе излагаемых (и утаиваемых) фактов.

Иногда получающася картина мира не выдерживают первого же проблеска света, первого же наивного вопроса, первого мысленного акта ума, честно желающего разобраться, понять, что тут к чему.

Иногда ситуация более сложна. Поколения интеллектуалов, бывало что по-настоящему талантливых людей, часто с безупречной, причем заслуженно, репутацией, произвели горы научной, научно-популярной, художественной продкуции. Но и количественный аспект (горы) – еще не самое сложное. Многие фильмы и книги стали вехами мировой культуры. Разбирать эти горы, анализировать их состав, устанавливать преемственность и прослеживать точки роста – удел специалистов (не сомневаюсь в появлении отдельной науки – левологии). Касаться немногих кумиров прошлого, показывать ущербность в самой сердцевине дорогого (и мне тоже, куда же деться) творения – вот смущение и беспокойство.

Другой способ состоит в построении собственных систем знания, включая базовые наборы фактов, предполагающие как собственные фактологические изыскания и построения, так и переинтерпретацию сведений известных. Помню, как в школе ошеломило меня вычитанное свидетельство пушкинского современника, крестьянина из пушкинских мест, Тригорского или Петровского, записанное пушкинистами в 50-х годах XIX века. Крестьянин, рассказывая, какие в начале 1820-х годов были ухоженные, но одновременно и острые ногти у кудрявого барина, вспоминал, с какой скоростью тот чистил купленные на святогорской сельской ярмарке... апельсины. Проезжал недавно по Комиссариатскому мосту, там справа, если ехать на Яузский, есть такая низина, куда ныряет тротуар, выныривая потом на ул. Осипенко, ныне опять Садовнической. Вот по этой-то низине и шёл я положенное число десятилетий назад из детско-юношеской библиотеки и удивлялся. Учительница не помню что ответила, когда я спросил (стало быть ничего), да и дома ничего вразумительного на свое недоумение я не услышал.

Но апельсины в Святых (ныне Пушкинских) горах – это экзотика. А вот Великая депрессия, природа современных бумажных денег, политические и религиозные движения, договора и войны, и лица, лица... О лицах вне идей – что ж... Есть симпатичные, есть не очень. Тут важно, чтобы симпатия не заслоняла принципиальную оценку конкрктных действий, а стало быть и тех идейных основ, на которых эти действия покоились. Грустно становится, когда вижу как того или иного деятеля, пусть и славного количеством выкуренных сигар, обозначающем продолжительность политической карьеры, пытаются поставить на носилки в качестве статуи этакого политического святого. Одни – видя в нём борца за счастье угнетенных народов, другие – усмотрев вдруг радетеля за свободу торговли и даже бесперебойность денежного обращения.

Неохота, конечно, но делать нечего – нужно что-то делать. Вот тут-то от грусти (чуства хоть и приятного иногда, особенно в своем светлом исполнении, но совершенно бестолкового в смысле практическом) надо бы перейти к беспокойству, которое, куда менее эстетично выражаясь устно и на письме, внешне и внутренне, образует собой наш шанс на изменение.

По пути еще придётся миновать разнообразные препятствия, которые мы здесь приводить не будем, ввиду их фактической пройденности. Подивимся лишь наивной изощренности препятствия последнего. Последним барьером было ощущение, что да, мол, конечно, вещи это всё, может быть, и важные в общеобразовательном плане, но напрямую конкретно никого не касающиеся, а потому – всё-таки второстепенные.

Препятствия на то и существуют, чтобы их преодолевать. Подивившись последнему, просто проходим сквозь. То, что они непосредственно никого не касаются – это верно. А второстепенные... Не знаю, не знаю. Знание именно этих, непосредственно никого не касающихся, вещей, определяет сильнейшим образом нашу жизнь, причем не только настоящее, но и, увы, будущее, на много-много лет вперед.

И прикидывая гигантский объем предстоящей работы, испытывая простительный трепет от несоответствия масштаба задачи масштабу исполнителя, не будучи смельчаком и ни в коей мере не ощущая себя лицом общественным, я протискиваюсь в этот небольшой и не такой уж плотный ряд моих товарищей, стоящих каждый со своим ведром чистой воды у грязно-коричневых вод океана нашего невежества, отравленного двухсотлетним искусным умолчанием и намеренной ложью. Одно ведро, один выплеск в мутный океан, один выпуск «Частного взгляда» .

Вот он для чего, «Частный взгляд», вот в чем его замысел и смысл. Вот в чем вижу я его общеполезность.

А что из этого выйдет и сколько на это времени уйдет – Бог рассудит.

О стиле, вкусовых предпочтениях и трудноформулируемых ощущениях

Как учит полезная наука оптимизации, если есть у тебя цель, не спеши искать безусловный оптимум (максимум или минимум, смотря по задаче), взгляни сперва ограничения. Ограничения суть те обстоятельства, которые невозможно не принять во внимание, так как они определяют область недолжного, несоответствующего, излишнего, словом указывают куда нельзя. В итоге размышлений о стиле «Частного взгляда» я пришел к выводу, что стиль и вкус так же относятся к миру непозитивных утверждений, как и формулируемые оптимизатором ограничения. Допустимая область, итоговое рабочее множество получается вычитанием недолжного из сущего, удалением без вставки. «Где мне быть? Что делать?» «Ты неверно понимаешь мою миссию. Почем мне знать? Будь где хочешь. В недолжное только не лезь, взыщется.».

Берем, стало быть, всё. Вычитаем мат, жаргон, пошлости, благоглупости, модный бред (старомодный этикет как раз оставим), мир ежедневных новостей, проказы фигурантов. Что останется после вычитания – то и наше. И гуманитарное, и техническое, и архаичное, и классическое, и консервативное, и новаторское, и зрелое, и юное, и широко известное, и узко специальное. Лишнего ничего нет. И задача упрощается – поскольку лишнего нет, остается расправить складки, расположить фрагменты, выбрать правильный свет.

Вычитание этого рода – работа внутренняя. Тут как раз и объясняется про частность взгляда. Один одно вычтет, другой другое. Вкусовые предпочтения индивидуальны, как индивидуальны вкусовые ощущения вообще. Поэтому, в частности, свобода и является последним и единственным гарантом. Свобода выражения вкуса и проявления стиля есть гарантия того, что всяк найдет стиль по себе. Я тебе, Читатель, тут целиком доверяю – ты же существо свободное, кнопочку с крестиком в верхнем правом углу нажал, только я тебя и видел. Ну, а для тех, кто по долгу службы должен нас читать, что ж... Служба есть служба. Читайте. Если заснёте, громко не всхрапывайте, начальство услышит, и я с другой стороны экрана – не смогу прикрыть.

Так что про стиль и вкус, это оказалось довольно просто. Иное дело – трудноформулируемые ощущения.

Вот, например, тематика «Частного взгляда». Что берём? Старьё берем? Берём, а как же. Чем мы тут ограничены? Тематикой? Пожалуй, что нет, скорее уровнем. Иной материал сам за себя постоять может – какой-нибудь приключенческий сюжет с приостановкой англичанами Habeas Corpus Act'а в мае 1794 года, когда после разъяснения славного Питта парламент подавляющим большинством (240 против 31-го, помню запах изнанки парламентского парика, которым утирал вспотевшее лицо) ограничил свободу слова и собраний, вооружив полицию и министерство чрезвычайными полномочиями, – нужно только не испортить при передаче.

Но есть исторические сюжеты и более скромные, требующие не просто добросовестности и такта, но и определенного мастерства, но зато и наталкивающие на более глубокие обобщения и выводы. То же верно и для освещения фактов, отдаленных от нас не временем, а скудостью источников (вполне, впрочем, относительной, ибо скудость источников преодолевается услиями по их отысканию). Поразительно, но при обилии заклинаний о «веке информации и коммуникаций», целые огромные сферы жизни остаются совершенно неизвестными нам. Как показывают последние события на Востоке, часто невежество такого рода может воплощаться в прямой вред, тем больший, чем более могущественны силы, охваченные стремлением предпринять что-нибудь. И здесь предпочтения будут отдаваться свидетельствам путешественников, равно по местностям или библиотекам (каковые путешественники в случае с Востоком часто суть одни и те же люди).

Так что, начав с тематики, довольно скоро мы подошли к авторам.

Авторы «Частного взгляда» берутся там, где обыкновенно берутся все авторы, а именно среди друзей и знакомых составителя. Смею надеяться на расширение их круга. Первоначальный состав (о том, откуда он взялся – ниже) совпадает с редакционной коллегией, которая у «Частного взгляда», конечно же, есть. Что до авторов старых, известных и не очень, то хотя сейчас в портфеле и тесно, список их не закрыт и, надеюсь, никогда и не закроется.

Еще один важный параметр начинания – злободневность. Легко попасть на газетно-новостной крючок – сиживал на нём, знаю – а слезть трудно. Привычка утыкать глаза в нечто печатное и ежедневное одна из самых стойких. Печальны ее последствия. Незаметно замусоривается память, искажаются пропорции, утрачиваются ориентиры. Вроде бы в курсе всего, а ничего не знаешь толком. Усталость без результата – вот итог пристального слежения за мельканием на экране или в газетных полосах.

Подчеркну, что это не относится к реальному проживанию в мире, освещаемом масс-медиа. Жизнь реальна вся, реальны даже думские комитеты. Было бы непозволительным и неумным высокомерием отрицать наличие больших масс людей, вовлеченных в политический процесс, какого бы он качества ни был. И жизнь трудового трейдерского элемента также немыслима без ежеминутного поглядывания на стрелки истории, изготовляемые фирмами Блумберг или Ройтерс. Как там, бомбят? Или уже нет? Или еще нет? (Там, правда, такого рода новости суммируются на равных с утверждением экс-дивидендной даты перед собранием акционеров АО «Китежградский машиностроительный завод»)

Но если бы (и когда) я и участвовал бы в политике или торгах, то тем более было бы неправильно комментировать эту сторону повседневности на этих страницах. Не то чтобы неэтично (в случае, когда торговля ведется за свой счет и для себя, клиент не страдает ввиду отсутствия), но – неправильно. В самом деле – ежели участвуешь, так откуда время и силы на комментарии? Вообразите хоккеиста, закладывающего лихой вираж и одновременно бойко комментирующего действия партнеров, соперников, судьи... Не бывает.

Иное дело комментатор-профессионал. Он – участник процесса. Не самой игры, а того, что игру сопровождает, составляя часть действа. Он участник (притом прямой) формирования и проявлений зрительской активности. Нет пока у меня на примете такой фигуры, а была бы, состоялся бы у меня с ней разговор. Злободневность ни хороша, ни плоха – это вопрос качества. Комментировать же комментарии – и без нас охотники найдутся. Хотя опять-таки, всё упирается в автора – ведь иной комментарий есть факт, воздействующий на ожидания и действия не хуже комментируемого события. «Иной, да не всякий!», продолжаю я пикировку с воображаемым собеседником. Остановимся пока на констатации трудноформулируемости соответствующих ощущений.

Еще один аспект начинания – жанровое разнообразие. Тут должен предупредить тебя, Читатель, если ты настроился на что-то вроде научного журнала – увы. Покинув академическую стезю более 10 лет назад, не чувствую себя вправе составлять некий вестник наук. Это был бы совсем другой проект. Равным образом, чужды мне идеалы смелых цветовых решений, рисованных пузырей изо рта рисованных персонажей, всей этой молодежной галиматьи (молодежь как феномен политики и бизнеса появилась всё в том же 20-м веке, когда, где и как – знаю, расскажу в свое время, следите за анонсами «Частного взгляда»).

О природе начинания пора сказать пару слов. Начинание это, безусловно, частное. Но в то же время оно шире, чем то, что делалось до сих пор на моем сайте. Отпразновав двухлетний его юбилей, я понял, что «Четверг» настолько полюбился мне как форма и способ, что самое время отправиться дальше. Решив положиться на открытую и демократичную форму объявления в интернете и приняв заранее любой результат, я позвал читателей на встречу 19 июля, сообщив им, что хочу посоветоваться о дальнейшем. «Любой результат» в данном случае прямым результатом и был. Придет сто человек, не придет никто – итогом будет определенность, которая наряду с воображением необходима для составления планов, если вы, конечно, предполагаете их выполнять.

Пришло восемь читателей, да девятого я в уме приписал, да я десятый. После короткого вступления с мотивами и резонами, я огласил список возможных дел, начинаний и разных праздностей. Обсудив, договорились, что я им всем напишу. В середине августа встретились еще раз (представьте, которого я в уме приписал, там материализовался!), из всего множества дел выделилось два: «Частный взгляд» и экспериментальный семинар. Экспериментальность его в том, что от него хочется одновременно и строгости, и драйва, или иначе, и контента, и формата, проще говоря, и чтобы интересно было, и чтобы не расползалось бы в чаи с разговорами.

Осталось о принципах. Они просты. Независимость обеспечивается складом характера (прямо) и (косвенно) тем, что ни для одного из участников «Частный взгляд» не является средством поддержания существования (с этим же обстоятельством связано наше равнодушие ко всей индустрии грантополучения, как сказал один из участников начинания «да я лучше еще пяток квартир расселю», слава Богу, нечто подобное, каждый своё, могут сказать и все остальные). Субъективность не означает вздорности, а предполагает свободу помещать (или не помещать) тот или иной материал, не объясняя причин, даже не утверждая его нигде (ибо редколлегия тут есть учреждение вполне факультативное, усеченное по функциям, даже именуемое усеченно, т.е. р-коллегия, за что моя р-коллегам искренняя благодарность). Любопытство и любопытность, тесно связанные с перечисленными принципами, означают одновременно, что ты, Читатель, найдёшь здесь немало любопытного для себя, а я, со своей стороны, буду подтаскивать то, что любопытно для меня. Или наоборот, я буду подтаскивать любопытное мне, поэтому, смею надеяться, ты себе тут тоже любопытное найдёшь. Неопределённо, но определённее выразить это свое ощущение не берусь.

Ну всё, хватит неопределенностей. Пусть начинается

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Покончив с неопределенностями, переходим к пространным формальностям.

«Частный взгляд» есть частный взгляд редактора-составителя (это я – Гр.С.) и лиц, приглашенных им к сотрудничеству (далее – р-коллеги, по созвучию с аналогичными позициями в редакционных коллегиях периодических изданий) «Частный взгляд» существует в интернетной и бумажной версиях.

1. Интернетная версия «Частного взгляда» – параметры выпуска и другая относящаяся к делу информация.

1.1. Интернетная версия «Частного взгляда» (далее И-версия) существует на арендованной в соответствии с нормами права и торговыми обычаями электронной площади и является частной собственностью. Владелец (это опять я – Гр.С.) установил, что доступ к И-версии является свободным. (Обратите ВНИМАНИЕ на предупреждение в п. 1.1.2. о распределенном времени выхода И-версии и на информацию о соотношении И-версии и бумажной версии в п. 2.1.). Владелец может изменить это правило в отношении всех или некоторых материалов любой И-версии, но обязуется уведомить об таком измении правила заранее.

1.2. И-версия имеет распределенное время выхода. Вначале на сайте выставляется первоначальная конфигурация очередной И-версии. Затем, в течение некоторого времени к выставленным прибавляются новые материалы, имеет место исправление опечаток и другие работы корректурного характера. Окончательная конфигурация И-версии не изменяется, об окончании процесса выкладывания сообщается.

1.3. Рассчитываю на то, что при цитировании или пересказе материалов цитирующие или пересказывающие (а) будут пользоваться окончательной версией и (б) укажут источник («Частный взгляд», номер, название материала, автор), как это обычно делается.

1.4. Для людей случайных (хотя сюда их вряд ли занесёт) вынужден поместить нижеследующее ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Прямая продажа материалов «Частного взгляда» поставит продавца в исключительно смешное и глупое положение.

2. Бумажная версия «Частного взгляда» – параметры выпуска и другая относящаяся к делу информация.

2.1. Бумажная версия «Частного взгляда» (ниже – Б-версия) есть распечатанная, сброшюрованная, прошитая и переплетенная окончательная конфигурация соответствующей И-версии плюс материал, добавленный в Б-версию (и отсутствующий в И-версии), минус материал, имеющийся в И-версии и не вошедший в Б-версию.

2.2. Б-версия есть часть личного имущества редактора-составителя. Количество Б-версий равно количеству желающих ее получить на условиях редактора-составителя.

2.3. Р-коллегам Б-версия доставляется в порядке, определяемом соглашением между р-коллегой и редактором-составителем.

2.4. Для лиц, не являющихся р-коллегами, Б-версия изготавливается и доставляется по запросу. Для получения Б-версии по запросу, необходимо прислать запрос. ПРИМЕЧАНИЕ. Желающие послать Б-версии в подарок друзьям, знакомым, незнакомым, библиотекам, дошкольным учреждениям, больницам, школам, университетам и т.п. могут это сделать наиболее простым и эффективным способом – заказав нужное количество экземпляров и разослав в точности туда, куда они считают необходимым.

3. Объемы И-версий и Б-версий «Частного взгляда» подлежат окончательному определению в течение 2002 года. В 2001 году планируется выпустить 3 И-версии «Частного взгляда». В 2002 г. будет выпущено не более 8-ми и не менее 6-ти И-версий.

4. На конец октября 2001 года список р-коллег (р-коллегия) выглядит следующим образом (с именами-отчествами в таких случаях пишут или нет, не знаю, но напишу полностью, спросив себя, а как бы мне удобнее было подобный список читать):

Сапов Григорий Геннадьевич (редактор-составитель),
Лебедев Геннадий Викторович, Куряев Александр Викторович,
Львин Борис Михайлович, Кизилов Валерий Валерьевич,
Агроскин Виктор Владимирович,
Снег Михаил Леонидович, Кузнецов Юрий Владимирович.