ЧАСТНЫЙ ВЗГЛЯД
Общеполезный журнал для чтения
Содержание номера
Другие номера

Дополнительные сведения / Торговля

Уильям Самнер
Протекционизм, или Теория происхождения богатства от непроизводительного труда (1885)
Цит. по: Заблуждения протекционизма. М.: Социум, 2002. С. 60–65

Производство сахара из сахарной свеклы на Европейском континенте возникло вследствие безграничного деспотизма Наполеона I.

85. Он задумал во что бы то ни стало победить Англию. Он помышлял уже о десанте, но флот, который должен был высадить его, англичане уничтожили. Тогда Бонапарт решил разорить Англию, прекратив ее торговлю. Тростниковый сахар перестали привозить из тропических стран [английских колоний], и цены его дошли во Франции до 1 руб. 60 коп. за фунт. Тогда-то и возникло свеклосахарное производство.

По окончании наполеоновских войн привоз тростникового сахара возобновился; но так как в то время большие капиталы уже были помещены в свеклосахарные заводы, то для спасения их была установлена высокая пошлина на тростниковый сахар, имевшая целью поднять его цену до стоимости свекловичного, выделка которого в силу естественных условий обходилась несравненно дороже. Это повело к помещению новых капиталов в свеклосахарное производство, а затем и к дальнейшим притязаниям на покровительство, из-за которых 75-летние заботы об этой отрасли производства представляют истинное мучение для министров финансов.

Сахар добывается главным образом из свеклы и тростника, но тростник содержит гораздо больше сахара, нежели свекла. До последнего времени, однако, производство свекловичного сахара совершенствовалось быстрее, чем тростникового, а затем и рафинирование его обзавелось собственными интересами.

В конце концов и сложилась такая постановка дела: если страна обладает колониями, производящими тростниковый сахар и нуждающимися в охране от других колоний; если она имеет кроме того свою свеклосахарную промышленность и свои рафинадные заводы, точно также нуждающиеся в охране от конкурентов-соседей; если она стремится примирить эти взаимно противоположные интересы, невзирая на изменения в способах производства, в перевозке и в обложениях сахара; если казна этой страны нуждается в доходе от сахара, а правительство желает пользоваться колониальной торговлей в целях развития судоходства; и если, наконец, государство заключило два-три торговых договора, в которых сахар занял видное место, – то перед министром финансов этой страны поставлена задача, отнюдь не более легкая, чем задача циркача ехать сразу на нескольких лошадях, жонглируя несколькими шарами. поэтому сахар и является тем продуктом, на котором нагляднее всего видно воздействие всемирной торговли и последствия новейших изобретений. Здесь, как нигде, отражается вся несостоятельность старинных покровительственных и антикоммерческих заблуждений.

79. … Давно уже протекционисты хвастают свекловичным сахаром как торжеством своей системы. На европейском континенте огромные капиталы помещены теперь в свеклосахарную промышленность; но ей постоянно грозят дешевая доставка тростникового сахара и усовершенствования в способах его добывания. Газета Bradstreet’s от 28 июня 1885 г. сообщила об изобретении в Берлине весьма важного улучшения в области обработки сахарного тростника. А между тем Германия же додумалась и до системы, наглядно доказывающей, как трудно бывает убедить даже и умных людей, что им более необходим продукт производства, нежели само производство.

Известно, что свекловичный сахар обложен в Германии акцизом, который при вывозе сахара за границу возвращается даже в большем размере против уплаченного в действительности, что и составляет премию за вывоз, взимаемого с германского же плательщика податей. Вследствие этого немецкий свекловичный сахар появился не только в Англии, но даже на американских рынках; и в конечном результате получилось, что, с одной стороны, фунт сахара, стоящего в Германии 9 центов, продается в Соединенных Штатах по 7, а в Англии по 5 центов, а с другой – что в ту пору, как Англия довела потребление сахара до 67,5, Соединенные Штаты – до 51 фунта на душу населения, в Германии потребление его не превышает 12 фунтов на душу. Выходит, другими словами, что немцы имеют свое свеклосахарное производство, а англичане имеют чужой, но самый дешевый в Европе сахар. Казалось бы, легко сообразить – что выгоднее? И однако, за продолжателями дело не стало.

80. Едва только в Германии установлены были вывозные премии, как австрийские рафинадные заводчики вознегодовали на ту «монополию по снабжению англичан сахаром», какую устроила для себя Германия, и настойчиво стали домогаться и своего участия в этой монополии. Претензии были удовлетворены и австрийские заводчики начали конкурировать с германскими на английских рынках. Тогда французские рафинеры в свою очередь сочли себя обиженными, и их требования об установлении премии за вывозимый сахар точно также получили удовлетворение. Затем и Соединенные Штаты не избежали общего увлечения этими премиями, в которых видели весьма важное поощрение вывоза, а следовательно, и производства рафинада.

81. Но вся эта история была бы далеко не полна, если бы мы не указали, как отнеслась к ней Англия. Английские рафинадные заводчики, желая избавиться от столь вредного для них дара иностранных плательщиков податей, подняли вопрос о необходимости специального налога на всякий премированный сахар: «Ведь это уже не свободная торговля, – говорили они, – это уже покровительство в обратную сторону; возможно бороться при одинаковых условиях, но нельзя соперничать с субсидируемой промышленностью». Сколь ни убедительными на первый взгляд представлялись эти доводы, но зоркое и расчетливое английское правительство не пошло в ловушку. Оно провело подробное исследование всех имеющихся в деле интересов; произвело основательный и вполне достойный просвещенного правительства пересмотр всего вопроса и решительно отвергло претензию своих рафинеров, как только выяснилось, что потребители премируемого на континенте сахара выигрывают гораздо больше, чем зарплата рабочих на всех английских рафинадных заводах.

Исследование показало сверх того, что в окрестностях Лондона ежегодно занято 6 тыс. рабочих переработкой 45 тыс. т сахара в варенья и конфеты; что в Шотландии для таких же производств существует 80 предприятий, которые дают заработок более 4 тыс. рабочим и потребляют 35 тыс. т сахара; что во всем Соединенном Королевстве эти отрасли производства перерабатывают ежегодно 100 тыс. т сахара, занимая 12 тыс. рабочих, или втрое больше, чем собственно рафинадные заводы; что в последние 20 лет конфетное производство в одной Шотландии учетверилось и возникло производство пастилы и мармелада; что сахар-рафинад служит, кроме того, одним из главных материалов при производстве бисквитов и фруктовых вод и что 50 тыс. т его потребляется ежегодно при пивоварении и винокурении.

Взятые в совокупности, все эти факты и продиктовали решение, по поводу которого Economist пришел к такому заключению: «Может, конечно, случиться, – пишет он, – что прибыль, которую мы извлекаем из сахарной премии теперь, будет продолжаться недолго, так как здравый смысл не может допустить, чтобы другие народы продолжали облагать себя ежегодной податью в несколько миллионов единственно ради снабжения нас таким сахаром, цена которого ниже стоимости производства; но с другой стороны, почему же англичанам и не пользоваться этими щедротами, раз они даются им добровольно?»

82. Не следует ли при этом упускать из виду, что если бы английское правительство удовлетворило рафинадных заводчиков, не рассмотрев подробно дела, то все указанные выше мелкие производства, имеющие в сложности очень важное значение, были бы уничтожены, а через 10 лет и совсем забыты. Подобные примеры делают понятным, каким образом и наш тариф истребил многие производства, о которых память исчезла уже настолько, что упоминать их нельзя даже для примера. Несомненно, что производства эти могли бы восстановиться при отмене некоторых пошлин.

83. По нашу сторону Атлантического океана были также сделаны попытки втянуть нас в дальнейшую сахарную борьбу посредством включения Кубы и вест-индских островов в нашу таможенную черту. Тогда производители сахара положили бы себе в карман те 25 млн, которые американское казначейство получает от пошлин на сахар [Жители Кубы тогда могли бы продавать сахар в Соединенных Штатах по той же цене, как и прежде, но не уплачивая ввозной пошлины, которая работала бы, таким образом, в их пользу.]. Эти 25 млн пришлось бы возмещать каким-нибудь другим налогом, и обирание одних американцев в пользу других получило бы дальнейшее развитие.

Следует заметить, что в этом случае наши протекционисты готовы были без малейшего сожаления пожертвовать сахарной промышленностью Луизианы, ради которой целые 25 лет мы тщательно устраняли всех иностранных конкурентов, лишь бы обеспечить ей наш рынок. Как только цель эта была достигнута, мы считали уже расширение рынков вопросом жизни и смерти. И вот нам говорят, что американский народ должен платить теперь новые налоги для того, чтобы его снабжала сахаром не одна Луизиана, но еще и Куба и вест-индские острова.

На последней сессии Конгресса сенатор Камерон предложил возвращать пошлину со всех сырьевых материалов при вывозе их в обработанном виде. По этому плану американский фабрикант будет нести различные издержки производства, смотря по тому, работает ли он для внутреннего или для иностранного рынка, так как в последнем случае издержки производства для него будут меньше. Уже и теперь большая часть вывоза мануфактурных товаров, которым у нас так гордятся, состоит из предметов, продаваемых за границей дешевле, чем дома. Одобрение же камероновской меры обратило бы эту убыточную аномалию в систему и мы должны были бы одарять иностранцев еще щедрее.

84. Но вернемся к сахару. Наш договор с Гавайскими островами привел к ненормальным и вредным последствиям на тихоокеанском побережье. Новая Зеландия стала тоже выдавать вывозные премии. Зараза этой ненормальности все больше и больше распространяется.

Я. Новиков
Протекционизм
(1890)
Цит. по: Заблуждения протекционизма. М. Социум, 2002. С. 235–236

Помимо колебаний в общей системе тарифов, есть еще колебания по каждой отдельной его статье. То считают нужным покровительствовать одному продукту, то другому. Приведу весьма интересный пример. Наполеон и его преемники всеми силами старались поощрять свеклосахарное производство во Франции. В 1804–1843 гг. французское правительство истратило для поддержания этой отрасли производства около 180 млн фр. в виде льгот всякого рода (освобождения от налогов, субсидий, премий и пр., и пр.). Но вот в 1843 г. помешались на другом – на поощрении французского флота. Чтобы обеспечить за ним перевозку тростникового сахара из колоний, французское правительство предложило палатам обсудить закон, совершенно запрещающий производство сахара из сахарной свеклы. Так как существовавшие тогда заводы производили около 50 млн кг сахара (половина французского потребления того времени), то предлагали ассигновать 40 млн. фр. на выкуп всех заводов.

И.М. Кулишер
Основные вопросы международной торговой политики. М., 1929.

[Способ добывания сахара из сахарной свеклы был открыт Ахардом в конце XVIII в.] Когда континентальная система Наполеона – в первых годах XIX в. – закрыла доступ в Европу тростниковому сахару, в странах континента стала быстро развиваться новая отрасль промышленности – свеклосахарная, которую всячески поощряли, охраняли высокими таможенными тарифами, в интересах не только самого благородного промысла, как его называли, но и связанной с ним, особо выгодной для сельского хозяйства, культуры свекловицы. Когда же расцвет новой промышленности позволил рядом с пошлиной на импортный сахар установить и акциз на сахар внутреннего производства как на предмет роскоши, еще мало доступный широким слоям населения, – а это совершилось в 1837 г. во Франции, в 40-х гг. в других государствах (в России в 1848 г.) – то этот новый шаг должен был необходимо сопровождаться возвратом акциза вывозимому сахару. Назначением акциза являлось обложение лишь внутреннего потребления – дальше стремления его не шли и не могли идти. На кошельки иностранцев никто не претендовал, всякая такая попытка равносильна была бы прекращению экспорта сахара, а стало быть, и гибели сахарной промышленности.

Но как установить величину акциза, подлежащего возврату? Обязательным условием является одна и та же исходная точка для исчисления уплаченной и возвращаемой суммы, иначе под видом возврата пошлин легко может появиться экспортная премия, избыток отдаваемого, по сравнению с полученным; уплачено за х пуд. сахара, а из казны выдается за х+у пуд. Это и случилось, так как на самом деле акциз возвращался по количеству вывезенного сахара, тогда как обложение было построено по материалу (свекловица) или по роду и производительности снарядов или в зависимости от густоты сахаросодержащего сока. Конечно, все это приводилось к одному знаменателю, к количеству пудов выработанного сахара, но к количеству, лишь предполагаемому: работа аппарата в течение известной единицы времени, например, признается равносильной определенному количеству чистого сахара, исходя из средних нормальных условий производства. Но это лишь предположения, в жизни же обнаруживались отклонения в ту и в другую сторону. Крупным предприятиям, пользующимся свекловицей лучших сортов, употребляющим усовершенствованные аппараты, нетрудно было сильно превысить нормальную цифру, разрушая расчеты казны. Во Франции, например, закон 1884 г. исходил из того, что 100 квинт. свекловицы дают 6 квинт. готового продукта, а крупные заводы добились того, что получалось 10 квинт., т.е. на 66% больше.

Деятельность в этом направлении сахарной промышленности, старавшейся возможно больше обогнать предполагаемый выход сахара, шла стремительным темпом, на помощь была призвана техника, всякое усовершенствование производства сулило прямо и непосредственно миллионные барыши – путем обхода податного закона. На этом уклонении, хотя и легальном, строилось благополучие сахарной индустрии, притом в двояком направлении: и акциз уплачивался меньший, чем рассчитывала казна, исходя из нормальных выходов чистого сахара, и с вывозимого сахара получалось обратно то, что вовсе не было внесено. Для достижения такого результата старались, естественно, исчерпать все, что только мыслимо было. Лаборатории по изучению различных сортов свекловицы, опытные станции для испытания новых способов обработки свекловичных полей, институты, производившие эксперименты по наилучшему использованию сырья в различных процессах производства, – все пускалось в ход сахарозаводчиками, чтобы только то же количество материала давало возможно больше сахара. И результаты были блестящие.

В Бельгии, например, при установленных нормальных выходах сахара в 1900 г с гектолитра сиропа и градуса густоты (обложение сахаросодержащего сока) получалось 2090 г, т.е. на 10% больше, иначе говоря, бельгийские сахарные заводы платили акциз не в 45 фр. с квинтала, как установлено было законом, а всего в 41 фр., тогда как получали обратно 45 фр. – скрытая вывозная премия в 4 фр. Да еще уплата налога рассрочивалась на полгода, возврат же акциза производился уже через 3 месяца, так что и суммы, которые не составляли премии, а являлись возвратом акциза (41 фр.), выдавались обратно до поступления их в казну.

Еще большая разница между уплачиваемым и получаемым обратно было в России. Уже с самого начала выход сахара из свекловицы в 3% (обложение по материалу) был установлен неправильно; но и тогда, когда эта норма была повышена, сахарозаводчики платили не 80 коп. акциза с пуда, как гласил закон, а всего 20–25 коп., а иногда и того меньше – до 13 коп. Производительность аппаратов увеличилась, число дней работы сократилось против предполагаемого, возвращался же акциз в 80 коп. с вывозимого пуда, иначе говоря, заводчики «вырабатывали» экспортную премию в три или даже в пять раз большую по сравнению с уплачиваемым акцизом.

Конечно, головокружительное развитие техники сахарного производства составляло явление, заслуживавшее всяческого поощрения, в интересах народного хозяйства и населения, но в то же время эти столь совершенные в техническом отношении методы и приспособления являлись отмычками к казенной кладовой – похищали у казны крупные суммы; одни суммы – акциз – недопоступали, другие – премии – извлекались оттуда. В России в 1877 г. возвращено было больше 3 млн руб., т.е. почти половина поступлений акциза. Германия, хотя из предосторожности и не возвращала акциза полностью, все же получила от акциза и таможенных пошлин на сахар в 1887 г. из 120 млн мар. всего 15 млн – экспортные премии уменьшили доход в восемь раз; остальные семь восьмых попали обратно к сахарозаводчикам, «ушли на изготовление миллионеров». А в Австрии в 1875–1876 гг. дело дошло до того, что возвращенная сумма даже превысила поступления от акциза, так что казна не только ничего не выручала с акциза, но еще вынуждена была уплачивать премии сахарозаводчикам, выкладывать деньги из своего кармана (в 1876 г. выдано 400 тыс. гульд.). Странного в этом, впрочем, ничего не найдем, если иметь в виду, что, например, в Австрии адресная книга сахарных заводов являлась и указателем самых древних и самых блестящих дворянских родов и даже членов императорской фамилии.

Так самопроизвольно зародились экспортные премии на сахар; государство обратило на них внимание лишь тогда, когда они уже сбросили с себя скорлупу окружавшего их возврата пошлин и стали расти все больше и больше. Государство пыталось остановить их рост, повышая при взимании акциза нормальный выход сахара, но каждый раз, когда оно совершало один шаг, техника совершала два, почему расстояние между ними не только не уменьшалось, а, напротив, все увеличивалось. Во Франции в 1890 г. норма выхода сахара была повышена до 7,75%, тогда как получалось уже 10,7%, т.е. почти на 40% больше. У нас нормы производительности оборудования были подняты три раза – в 1864-м, 1872-м и 1879 гг., но каждый раз они оказывались запоздалыми. Словом, «тяжелая государственная машина естественно всегда и надолго отставала». Экспортная премия с метрического центнера составляла в 80-х гг. в Германии 31/4 мар., в Австрии – больше 4 кр., в Бельгии – свыше 10 фр. Скрытые премии стали явным фактом.

Страдал бюджет, но еще больше страдали потребители. Казалось бы, блестящее развитие сахарной промышленности могло только удешевить сахар и расширить его потребление, на самом же деле рост производства сопровождался усиленным экспортом, который вывозные премии всячески поощряли, удорожая сахар внутри страны на всю сумму вывозной премии. Эта дороговизна находилась в связи и с повышаемыми каждый раз таможенными пошлинами, которые двигались рука об руку с экспортными премиями, – от премий других стран приходилось обороняться повышением таможенных барьеров. Так что борьба шла в двух направлениях – экспортные премии открывали путь в другие страны, аннулируя их пошлины, а собственные пошлины защищали от нападения чужих экспортных премий. Поэтому-то в странах производства сахара, в странах высокоразвитой сахарной промышленности – Франции, Бельгии, Австрии, Германии, Нидерландах, России, – сахар был весьма дорог и потребление его росло крайне медленно: правительство заботилось о том, чтобы население платило за сахар возможно дороже. Напротив, страны-потребительницы при отсутствии собственной сахарной промышленности пили сладкий кофе и чай, ибо в этих странах охранительных пошлин, удорожавших сахар, не было, мало того, импортер, продавая там сахар, мог вычесть полученную дома вывозную премию, как он при сильной конкуренции премированного сахара и поступал, удешевляя цену его в этих государствах вплоть до уровня издержек производства.

Особенно благоприятно было положение Англии, которая сахарного песка вообще не производила (только рафинировала его), но пользовалась самым дешевым в мире сахаром (ибо не было никаких пошлин) и всякое повышение экспортных премий в других странах рассматривала как преподносимый ей подарок, так как это вызывало его удешевление. «Континент обладает сахарной промышленностью – Англия обладает сахаром». И несмотря на это, Англия уже в 80-х гг. неоднократно пыталась прекратить выдачу экспортных премий, созывая международные конференции: колонии оказывали на нее давление, их тростниковый сахар не мог бороться в Англии с дешевым европейским «премированным» сахаром. Но предложения Англии не привели ни к чему, это были пожелания чисто платонического характера, хотя в руках Англии было сильное оружие – угроза установить пошлины на сахар, получивший премию, и этим закрыть для него свой рынок, тот бассейн, в который стекались до сих пор со всей Европы излишки сахара. Однако она медлила, заявляя на требования колоний, что взимание всякого рода таможенных пошлин континентом представляет собою еще гораздо большую несправедливость, чем выдача экспортных премий, так как пошлины наносят ущерб английскому производителю и все же она не устанавливает против этого никаких репрессий.

Требование Англии привело лишь к тому, что часть государств, выдававших премии, перешла к обложению сахара по готовому продукту. На этом настаивали и те сахарозаводчики, которые не вырабатывали нормы и поэтому переплачивали на внутреннем обложении и не извлекали выгоды от экспортных премий. Реформа состоялась в Австрии в 1888 г., в Германии в 1891 г., еще раньше – в 1881 г. – в России. Казалось бы, теперь можно было бы справиться и с экспортными премиями – установление акциза по готовому продукту их сразу убивало (возвращаемая сумма равнялась акцизу); или, если они пока только понижались, сохраняясь уже как открытая прибавка, то все же это являлось указанием для сахарной промышленности на необходимость мало-помалу приноровиться к новым условиям, научиться обходиться без премий. Об этом заявляли в парламентах при введении новой системы обложения, Германия даже установила план постепенного упразднения их – в 1897 г. они должны вовсе исчезнуть, – рассчитывая, что и другие страны поступят так же. Но когда она «стала спускаться по этой лестнице, то, вопреки ее ожиданию, за ней никто не последовал, почему она повернула обратно, и достаточно ей было заявить об этом, как государства, которые раньше не желали ни на шаг двинуться вперед в области понижения премий, теперь немедленно, не ожидая осуществления ее угрозы, подняли в свою очередь премии». Выяснилось, что упразднение их не под силу одному государству, что лишь совместно, общими усилиями они в состоянии сбросить с себя это бремя.

Как бы то ни было, премии теперь выдавались уже открыто, Германия выдавала такой Ausfuhrzuschuss, Франция, сохранившая старую систему обложения, присоединила к скрытой премии еще выдаваемую открыто в дополнение к возвращаемым пошлинам. Теперь никто уже не мог ни отрицать выдачи премии, ни ссылаться на свое бессилие бороться с ней вследствие быстро развивающейся техники, ни оправдываться блестящим ростом индустрии при обложении по сырью или по снарядам, ни, наконец, извинять свое поведение незначительностью числа получающих премию предприятий – теперь уже не только самые крупные заводы «вырабатывали» ее, а она доставалась всякому.

Благодаря выдаче премий, экспорт шести самых крупных стран-экспортеров в течение лишь небольшого периода 1894/95–1900/01 гг. возрос в полтора раза – с 2,16 до 3,22 млн т. Во Франции экспорт доходил в 1900/01 г. до двух третей выработанного сахара; почти столько же экспортировали Германия и Австрия. Мало того, новые страны – Италия, Испания, Румыния – завели у себя столь выгодную сахарную промышленность, превратились из покупателей в экспортеров сахара, так что прочие страны одновременно и лишились прежних рынков, и получили новых конкурентов. Повсюду народились сахарные синдикаты; они росли и множились под покровом усиленных пошлин, повышая цены потребляемого внутри страны сахара до той границы, которую составляла пошлина, и разницей снабжая теперь уже всю сахарную промышленность, как в Германии и Австрии, или же выдавая в дополнение к казенной премии экспортерами, синдикатскую премию.

Своеобразная комбинация обоих элементов – государственного и частного – получилась в России; здесь казенные премии были упразднены, но с 1895 г. было введено правительственное регулирование сахарной промышленности, благодаря которому при помощи государственной власти возникали экспортные премии, но премии, не проходившие через ее руки. Правительство могло держать себя так, как будто оно ничего не знает – из своего кармана оно ни копейки не выдавало. Но каким же образом в 1896 г., например, сахар мог экспортироваться по 1 руб. 50 коп. за пуд., когда производство его обходилось в среднем в 1 руб. 90 коп.? Как можно было при таких условиях вывезти свыше 11 млн пуд., неся больше 4 млн руб. убытка ежегодно? Суть в том, что, ограничивая количество сахара, выпускаемого на внутренний рынок (сахарная нормировка), правительство гарантировало самим заводчикам высокую цену его в России, давало им возможность как бы образовывать в своих карманах особый фонд, из которого они легко могли покрывать любой убыток, выдавать вывозные премии. Внутри страны они прибавляли не меньше 1 руб. на пуд к издержкам производства, зарабатывая на 30 млн пудов внутреннего потребления столь крупную сумму, что из нее ничего не стоило отдать 4 млн рублей, всего 13–14% полученной добавочной прибыли. Так казна, якобы не принимая никакого участия, все-таки косвенно являлась виновницей премий; русский мужик пил чай «вприглядку», так как сахар был слишком дорог, но зато йоркширские свиньи питались дешевым русским сахаром.

Такое благословенное для сахарозаводчиков время продолжалось, пока Англия наконец не объявила войну премиям.

Правда, и теперь она все еще колебалась, ибо благодаря премиям англичанин потреблял в среднем в 2–3 раза больше сахара даже по сравнению с немцем, дешевый материал создал в Англии промышленность, производившую мармелад, конфеты, бисквиты, сиропы – с 1891-го по 1900 г. число рабочих в кондитерских предприятиях удвоилось (с 53 до 105 тыс.). Но на этом настаивали ее колонии – Канада, Австралия, Ост-Индия, которые уже ввели дифференциальные пошлины на сахар, вывозимый с премией, создали дополнительные, защищающие от него ставки (countervailing duties). Но и эти средства недостаточно охраняли их собственный тростниковый сахар, ибо ни премий, ни синдикатов у них не было, сократить же его производство немыслимо было (сахарный тростник дает жатву в течение нескольких лет). Чемберлен, провозгласивший образование общеимперского таможенного союза, ухватился за мысль, брошенную колониями и усиленно поддерживаемую теперь и рафинерами в самой Англии (к началу XX в. импорт рафинада крайне усилился), и созвал в 1902 г. европейские страны на Брюссельскую конференцию. Континент пошел на требование Англии упразднить экспортные премии – Европа уже задыхалась в братоубийственной борьбе посредством экспортных премий. Рынок настолько переполнился сахаром, который некуда было девать, что возникали проекты образования международного синдиката для скупки сахара и уничтожения половины его, погрузив его в воду. «И польются в море сладкие потоки, и станет все море сладким-пресладким».

Таким образом, Англия нашла из создавшегося положения выход, самый простой и естественный: не бросать сахар в море или выбрасывать его скоту – получился бы «сахарный скот» – и не проводить какие-либо иные головоломные замыслы относительно того, как освободиться от сахара, а попросту отказаться от выдачи каких бы то ни было льгот экспортерам или производителям. Пошлины на привозной сахар, согласно конвенции, взимаются не свыше внутреннего акциза плюс 6 фр. со 100 кг (surtaxe) – это средство борьбы с синдикатами; колониальный и европейский сахар облагаются равной пошлиной; наконец, участники конференции обязуются либо вовсе запретить импорт сахара из стран, продолжающих выдавать премии, либо брать с них дополнительную ставку величиной не ниже премии. Надзор за выполнением конвенции был поручен постоянной международной комиссии – брюссельскому ареопагу, как ее называли иронически противники соглашения.

Конвенция насчитывала и друзей и врагов. Одни благословляли тот день и час, когда погибли премии, эти «дары данайцев», называли Брюссельскую конвенцию выражением солидарности народов, находили, что едва ли какое-либо международное соглашение может сравниться с ней в отношении своего экономического значения. Но уничтожение премий и понижение пошлин грозило гибелью синдикатам (хотя эти опасения не оправдались). И поэтому другие заявляли, что конвенция есть предательство по отношению... к крестьянам, так как дешевый тростниковый сахар убьет европейский и погибнет культура выращивания свеклы. Каждая страна – Австрия, Франция, Германия – изображала себя жертвой дипломатических подвохов других стран, называла себя обманутой по неспособности своих дипломатов. Все же участники выполнили принятые на себя обязательства, исчезла искусственная, столь насыщенная парами агрессивного протекционизма, атмосфера вывозных премий.

Только Россия не приняла в конвенции участия, отказываясь понизить свои импортные пошлины и упразднить систему нормировки (в ней были произведены лишь частичные поправки), вследствие чего русский сахар теперь повсюду подлежал дифференциальным пошлинам (droit special) в 8 фр. 14 сант. за 100 кг (считая вывозную премию в Россию в 50 коп. за пуд). Россия присоединилась к конвенции лишь при возобновлении ее в 1907 г., но на особых условиях. Она сохраняла свое законодательство, но обязалась не увеличивать выгод производителей сахара и не вывозить его с возвратом акциза в течение 1908–1913 гг. больше чем на 1 млн т (около 60 млн пуд.) – этот сахар уже не облагался дополнительной пошлиной, – так что экспорт русского сахара был ограничен (однако вывоз в Финляндию, Персию, Китай, Афганистан был свободен).

В 1912 г. конвенция была еще раз возобновлена – в ней приняло участие 10 государств, участвовала и Россия. Из состава ее вышла, напротив, инициатор ее – Англия, которая уже в 1907 г. отказалась взимать пошлины на премированный сахар (зато участники конвенции могли требовать, чтобы сахар, рафинированный в Англии, снабжался свидетельством, что он не происходит из стран, выдающих премии), а теперь и формально отвергла конвенцию. Добившись у континента отказа от экспортных премий, она лишь пострадала, так как сахар сильно вздорожал в Англии, и потребление с 1900-го по 1910 г. упало с 83,6 до 77,0 пуд. на душу населения, а импорт иностранного варенья и консервированных фруктов увеличился за 1897–1912 гг. с 350 до 1349 тыс. ф. ст., тогда как многие английские фирмы вынуждены были закрыться. Напротив, для других государств Англия оказалась истинным другом, побудив их к самоосвобождению от премий; с 1900-го по 1910 г. потребление сахара на душу населения возросло во Франции с 13,1 до 17 кг, в Австрии с 7,9 до 11 и в Германии с 13,3 до 19,5.

России в 1912 г. было предоставлено экспортировать ежегодно (по-прежнему) по 200 тыс. т; помимо этого, ввиду того что мировой рынок обнаруживал крайний недостаток сахара и сильное вздорожание его в 1911–1912 г., ей дано было право на дополнительный экспорт 250 тыс. т на весь период 1913–1917 гг. – увеличение весьма незначительное, если вспомним, что за предыдущий период (1908–1912 гг.) производство сахара в европейских государствах поднялось на 20%. Россия требовала большего, Англия к ней присоединилась, но Германия протестовала, лишь с трудом ее удалось склонить даже на такую уступку. Ею Германия купила участие России в конвенции, иначе говоря, освободилась от опасности наводнения мирового рынка русским сахаром, а в то же время обезопасила себя от сахара из колоний, давая английским рафинадным заводам достаточное количество русского сахара. При отсутствии его Англия вынуждена была бы приспособить заводы к тростниковому сахару и они были бы потеряны как потребители свекловичного сахара, следовательно, и Германия лишилась бы их заказов. Так что даваемая России, якобы особая льгота имела не меньше значения для самой Германии.