Это не книга тут выложена, а мои про нее заметки (не реферат! Определение реферата см. здесь на сайте, в предуведомлении к реферату статьи по хозяйственной истории Сибири периода нэпа, или в соответствующем четверге, кажется, это ниже на главной странице).
Название
и внешний вид
[Отступление о стандартах]
Признательность
Предисловие
Основные комплексы документов (краткие пояснения)
Протоколы Политбюро как исторический источник
[Отступление о партии, населении,
поговорках и великих хопках]
Протоколы Политбюро – продолжение
Продолжение рассказа о впечатлении от книги Кена и Рупасова – через неделю здесь же
Через неделю:
Решения
Политбюро о государственных отношениях с соседями
Решения Политбюро об общественных связях
Решения Политбюро о нацменьшинствах в западном пограничье
Решения Политбюро о структуре и составе внешнеполитических органов
Решения Политбюро о назначении и отзыве зарубежных представителей
Приложение 1. Перечень договоров, конвенций и соглашений
Приложение 2. Перечень публикуемых решений Политбюро
Приложение 3. Иллюстрации
Указатель имен
[Отступление о Келлоге]
Список сокращений
Название книги одновременно и интригующе, и занудно:
=====================================================================
О.Н. Кен, А.И. Рупасов. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами (конец 1920–1930-х гг.): Проблемы. Документы. Опыт комментария. Часть I. Декабрь 1928 – июнь 1934 г. Научное издание. – СПб.: Издательство "Европейский дом". 2000 г. – 704 с. ISBN 5-8015-0062-6
=====================================================================
Купил я ее в "Летнем саде", есть такой петербургский магазин у нас Москве, на Большой Никитской. Купил по наводке, причем еле успел – последний экземпляр на меня сам выскочил – продавцы ее для кого-то отложили, а тот то ли не пришел, то ли передумал...
Так что ищите, РОССПЭН там, или "Гилея" какая... (В "Доме книги" нету).
Добротный переплет, хорошая суперобложка (с непременным Сталиным, но картинка не пошлая, а даже необычная: он изображен во френче, на фоне карты СССР, в углу год – 1934, внизу непонятный текст: Meie seisame rahu eest ja kaitseme rahu. Kuid meie ei karda ahvardusi ja oleme valmis sojaohutajate loogile loogiga vastama. На обороте супера пояснение и расшифровка: ага! это – советский плакат, распространявшийся в Эстонии в 30-е годы, начинаю читать перевод,, стало быть с эстонского – ба! Почти в точности дворовая поговорка моего детства: "мы стоим за дело мира – мы готовимся к войне").
Модальность – ворчание с переходом в конструктив. Кто от этого утомился – переходи дальше.
Мы живем в эпоху, когда по национальному телеканалу можно услышать как с уверенным дикторским нажимом произносят: "...и предупредил обеих кандидатов", когда на глянцевых страницах богато иллюстрированного журнала для столичных интеллектуалов сообщается, что княгиня Дашкова "любила наигрывать вальсы Шопена", когда в деловом (но тоже почему-то глянцевом) журнале, в сухом и подробном разделе справочной информации бесстыдно сообщают, что в 1968 году Джонсон проиграл демократу Никсону, когда люди, имеющие диплом, а иные и степень, а иные и академические звания в области экономической теории вслух рассуждают о "нехватке денег в экономике", когда первое лицо не может выговорить имя первого писателя страны, куда он приехал с долгожданным визитом, ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза...
Перечислять можно долго. За каждым таким случаем – реальная ценность соответствующих систем. Дикторские ошибки – цена школе и проф. подготовке, причем всей. А косвенно – еще и цена соответствующего бизнеса, который таких – не дикторов, нет – таких людей, нанимающих дикторов, не увольняет. Ошибки журнальные – реальная цена пишущей братии. Ошибки м.н.с.-ов и академиков – реальная цена квадратным километрам аудиторий, автобаз, общежитий и прочих материально-вещественных компонентов науки (нематериальный компонент в данном случае в лучшем случае нулевой).
Да чего кряхтеть – не вчера это началось, не завтра кончится. И наивно было бы думать, что по счетам никогда не придется платить – столько народу пропало ни за грош, причем как-то на социализм уже списывать не получается.
И в этих-то вот грустных размышлениях об утрате не просто даже эталонов, а идеи эталона, открываю я неведомых мне Кена и Рупасова.
Не соглашусь, не соглашусь. Мне приходилось уже здесь об этом писать, так что читатель, если ты тут читатель со стажем, пропускай абзац смело. Остальные пусть послушают. Нету в русском языке соответствия этому вежливо-обязательному acknowledgements. Не подходит ни признательность, ни благодарность, ни они же с втиснутыми вперед "словами".
Но мы с вами, вырастившие детей до наступления рыночной экономики знаем, насколько ценным может быть содержимое, даже если этикетка аляповата.
Авторы скрупулезно перечисляют всех, благодаря кому эта книга увидела свет. Не играя в гранты и не уважая профессионалов в деле заполнения форм и составления отчетности, не могу не отметить генеральную толковость идеи.
Обязательность публикации как необходимое условие грантополучения в наших условиях, как и многое другое, не выполняет той роли, для которой этот шпиндель установлен (своеобразный контроль за полетом мысли со стороны своего же брата-ученого – грантодатель-то уж точно не разбирается в темах и направлениях, все более узких и непонятных даже для научных соседей).
Нет, это все не для нашей ткани.
У нас тут научная общественность несмотря на существенный отток, числом настолько велика, и казенным содержанием до такого состояния доведена, что найти бедолагу, который любую рецензию прямо на газете со спинкой и ребрышками напишет, – это, как говорится, тоже мне, бином Ньютона...
А вот то, что публикация эта сделает известными имена Кена и Рупасова – а имена эти, сейчас известные коллегам, после выхода этой книги станут известны во всероссийском масштабе, вот это да, это – действительно, приспособили американскую швейную машинку нашу воду возить...
Восстановление нормы начинается с первой страницы. Наука есть либо дело международное, либо никакая это не наука. В перечне источников и мест, откуда они проистекают, помимо наших, видим и Прагу (Архив МИДа Чехии), и Варшаву (Архив современной документации и Центральный военный архив Польши), и Вашингтон (Национальные Архивы), и Лондон (Институт Сикорского, Национальный центр документации), и Хельсинки (МИД и Национальный архив Финляндии).
У хорошего дела и побочный продукт ценный. Как же приятно, что в стольких местах столько людей имели дело с непраздными, профессиональными русскими, занятыми своим делом!
Первая бывает фраза исключительно важна. В случае Кена и Рупасова она в свернутом виде дает представление о замысле книги, ее модальности, правилах, принятых для себя авторами.
"Последнее десятилетие положило начало исследованию деятельности Политбюро ЦК ВКП(б), являвшегося средоточением небывалой власти".
Работа эта есть одновременно попытка расширить пространство исследования, ознакомив научную общественность с новым корпусом документов, и такое исследование провести. Понятное дело, что от специфики времени и места никуда не деться – отсюда проблема пробелов. Мы не удивляемся, отчего это – пробелы, хотя вроде бы речь про нашу страну, и лет всего ничего прошло. Авторы отмечают, что пробелы особенно ощутимы, "при обращении к внешнеполитическим аспектам деятельности Политбюро, изначально отнесенной к разряду особо секретных материй" и восполняют пробелы, обращаясь к другим, не политбюровским источникам. Они справедливо полагают, что Политбюро, особенно в своей внешнеполитической ипостаси, не в вакууме работало, значит должны быть следы их деятельности и вне их собственных, весьма разрозненных, архивных фондах. Кен и Рупасов обращаются к другим – ведомственным и зарубежным архивам, сетуя, что архивы ОГПУ и внешторга остались недоступны. Могу подсказать еще одно толковое место, остающееся недоступным исключительно по незнанию – архивы системы Госбанка СССР, ныне Банка России.
Приведу ряд цитат без комментария ввиду их выразительности, точности и силы.
|
Установка на полноту публикаций материалов Политбюро по проблеме отношений с западными соседями СССР и возможно детальное объяснение каждого постановления, сколь бы малозначительным оно ни представлялось, вызвана как потребностями адекватного изучения деятельности высшей властной структуры, так и второй основной задачей исследования – раскрытия механизмов рождения внешнеполитических решений, их воздействия на взаимосвязь СССР с внешним миром. Предлагаемая работа задумана как способ углубить наше понимание истоков современных политических процессов. ... Мы стремились с возможной полнотой представить мотивации и процедуры принятия решения, а в некоторых случаях – и реконструировать связи между международными акциями Москвы и явлениями и тенденциями, традиционно относящимися к внутренней политике государства. ... Трудность осмысления сегодняшних проблем Восточно-Центральной Европы сочетается со сравнительной бедностью комплексного анализа взаимоотношений между СССР и его европейскими соседями в 20-е – 30-е годы, составляющими с точки зрения советского руковоства некую общность – "санитарный кордон", отделяющий СССР от остальной капиталистической Европы, "буфер" между двумя полюсами основных мировых сил или "плацдарм" для агрессии против СССР (в конце рассматриваемой исторической эпохи превратившийся в плацдарм для советского продвижения в Центральную Европу и создания там сферы советского контроля. ... Все из рассматриваемых в работе государств (за исключением Чехословакии) в прошлом образовывали часть Российской империи (страны Балтии и Польша) или включали часть ее территории в свой состав (Румыния). Эстония и Латвия впервые утвердили свое государственное существование. Многонациональные Польша и Румыния, даже по очертанию своих географических границ мало чем напоминали Первую Республику (будь то эпоха ее расцвета или конца XVIII в.) и довоенное Румынское королевство. Независимая полиэтническая Литва возродилась как национальное государство. ... Если отношения СССР с большинством других стран опирались на старый каркас договорных отношений и хозяйственных связей с наложенной на них тканью дипломатических и культурных традиций, то в Восточной Европе инфраструктура политических и экономических связей рождалась одновременно с выстраиванием политических комбинаций и определения своего места в них. ... Как формировалась советская "внешняя политика"? и какова была ее внутренняя структура, включая военно-политические, торгово-экономические, идеологические составляющие. В какой степени при решении международных проблем высшее политическое руководство следовало рекомендациям уполномоченных органов – дипломатических, внешнеторговых, военных и других, и каковы были процедуры межведомственного согласования различных интересов? Как отразились в международных действиях центральных властей запросы и давление руководителей республиканских и местных органов, партикулярные интересы и унификаторские тенденции? Как строился процесс принятия решений и насколько существенные перемены в нем произошли со вступлением СССР в "сталинскую эпоху"? |
Основные комплексы документов (краткие пояснения)
Содержание этого раздела ясно из названия. Отмечу, что протоколы заседаний Политбюро имели неожиданно вольный формат. В качестве обязательного атрибута была дата и порядковый номер, протоколы заверялись либо Сталиным, либо Молотовым или Кагановичем (в случае его отсутствия), но не всегда. В разделе дана подробная документоведческая характеристика документов Полибюро – протоколов заседаний, решений и постановлений. С этой же точки зрения описаны документы других уровней, прежде всего НКИД, включая переписку.
Опять отметим качество первой фразы (хотя и эпиграф хорош, но это – для тех, кто приложит усилия и приобретет).
"Историкам повезло. Материалы советского Политбюро 20-30-х гг., прежде всего – копии его протоколов, оказались первоклассным историческим источником: многообещающим и вместе с тем скрытным, тусклым и непонятным".
Главная черта протоколов – лаконичность и кажущаяся совершенно необъяснимой разнокалиберность вопросов. Политбюро утверждало тексты интервью министров иностранных дел Чичерина и Литвинова (Ищу в картотеке карточку "Чичерин" и неожиданно выскакивает имя знаменитого научного пройдохи, интрижно шаставшего в 1922 году на Генуэзской конференции от Ллойд Джорджа к Чичерину и обратно – ба! Да это же сам мистер Кейнс!). Но одновременно и "Законы юных пионеров".
Там еще потрясающие истории вроде появления эффекта матрешки секретности, когда внутри секретных или совершенно секретных документов вдруг возникали помеченные как "совсем-уже-дальше-некуда-секретные" фрагменты или субдокументы.
Или про стихийное возникновение у Политбюро самоназвания – с соответствующим подхватыванием остальными, уходящими вниз, в бесконечность органами. Они назвали себя по партийному скромно, по большевистски грозно: "инстанция", причем этот эвфимизм употребляется (с 1927-го года) в этих самых "совсем-совсем секретных бумагах".
Или про удивительное название постановления руководящего органа правящей партии в стране победившего пролетариата: "О конспирации", разумеется секретного, принятого в мае 1929 года.
Апофеозом режима секретности явилось указание: "установить, как правило, по секретным вопросам никакой переписки не вести".
Думается, что не только в секретности тут дело. Тут есть связь с отмеченной позже авторами "архаизацией методов управления экономикой в конце 20-х – начале 30-х годов". Переход к культуре устного общения и отход, соответственно, от культуры письменной, а также переход к интуитивистским, основанным на "непосредственном знании жизни", а не на "рассуждениях", "мертвой логике", "сухой науке" и т.п. способах формирования политики отражает общую деградацию правящего класса, но не только. Авторы пишут:
|
Несомненно, однако, что поиски устойчивой легитимации и организации власти, занимавшие Сталина и его коллег по Политбюро, во многих важных отношениях следовали проложенными (и замшелыми) историческими тропами. Отрицание принципов, на которых основывались современные государственные институты, заставляло большевистский режим подкреплять властные механизмы архетипическими ритуальными нормами. Архаизация методов управления экономикой в конце 20-х – начале 30-х гг. дала сильный импульс "опрощению", примитивизации способов осуществления власти в целом. Почти одновременно завершилось изгнание из правящей элиты "инородных групп", оппозиционная деятельность которых являлась попыткой, в частности, заставить партийное большинство уважать современные, "парламентские" методы борьбы. ... Неудивительно поэтому, что официальные записи высшего органа власти несли нас себе отпечаток забот, во многом характерных для возносящихся элит традиционных обществ – укрепление социального престижа высшей инстанции, стабильное функционирование иерархически подчиненных уровней власти при одновременном демонстрировании лояльности к старинным родоплеменным институтам (или уставу и традициям большевистской партии – коллективного руководства, партийной демократии и проч.). |
Пока еще тут ничего такого особенного нет. Не нужно быть архивистом и читать протоколы Политбюро, чтобы знать (или во всяком случае, ощущать "архаику отношений"). Любой советский человек прекрасно знал, что Петров – человек Иванова, а от Воробьева тянется ввысь невидимая отношенческая пирамида через Скворцова и Воронина к самим Ястребову и Орлову. И Петров, и Воробьев были элементами нижних, больших по площади коржей этого конического торта власти. Они приводились в движение вначале страхом уничтожения, потом (после изобретения партией "ленинских норм" и великого хрущевского пакта о ненападении номенклатуры на себя саму) – страхом вылететь из партией.
[Отступление о партии, населении, поговорках и великих хопках]
Потом пришли брежневские времена, начался пафос роста благосостояния и они стали стучать и подсиживать друг друга уже не из страха потерять жизнь или партбилет, а из страха вдруг, противу ожиданий, получить квартиру в "домах массовой застройки" или столкнуться перед необходимостью покупать "товары для населения". Население же, точнее люди, точнее мы, у нас либо безмолвствуют, занятые своими делами, либо выражаются сильно и точно, когда жизнь заставляет поднять голову, почувствовать перемены.
В начале 70-х появилась поговорка "Народ и партия едины – различны только магазины" – люди дали понять, что обманом "фиксированных цен" их не проведешь... Тогда шел второй большой хапок. Первый большой хапок, как известно, был после войны, когда года с 45-го до примерно 48-го шла круговерть из трофеев, жилья, новых должностей. Тогде же, после войны, и появилось название. Оно точно отражает существо процесса – кто чем мешки набьет, тот то и будет проживать, кто на какой стул сядет, тот на таком стуле в ближайшие 30 лет и будет сидеть. Отчасти поэтому последовавшая через пять лет кончина престарелого и больного первого лица и стала такой неожиданностью – только расселись, на тебе! Называемый большим хапком период 1991-1993 гг. таким не стал, поскольку происходил вне советской власти, а значит не гарантировал участникам удержания занятых позиций. Забавно было наблюдать в 1991-92 гг. расхватывание толстенькими пожилыми партейцами идиотских бирж (обреченных после либерализации цен) или, позже, банков (обреченных после кредитной экспансии 1992-1994 гг. и мягкой денежной политики всего периода до 1999 года). Сейчас вот реальный сектор их беспокоит... Дети, прямо, честное слово!
Протоколы Политбюро – продолжение
Действительное значение работы Кена и Рупасова (по крайне мере этой ее части) состоит в научном доказательстве информационной природы, знаковой основы этой убогой обезьяньей технологии сосуществования. Эта технология по обидному недоразумению принимается иными за особость русского пути.
|
Особенности языка протоколов Политбюро не только отражают их прикладное назначение и бюрократическую рутину, но и свидетельствуют о формировании дискурса – особого использования языка для выражения устойчивых психоидеологических установок "инстанции". Этот дискурс предполагал и создавал идеального адресата, ... такого типа "воспринимателя", высказывания, который ... учитывает все "до- и предположения" текста (я позволил себе перести на русский термин "суппозиция", использованный Патриком Серио в его "Ananlyze du discours politique sovietique", который цитируют Кен и Рупасов – Гр.С.). |
В этом случае дискурс-монолог приобретает форму псевдодиалога с этим идеальным адресатом. Авторы пишут:
|
Практика умолчаний приглашала адресата, принявшего эти правила игры, к сотворчеству, достраиванию отсутствующих в тексте компонентов... Осуществляемые через систему рассылки протоколов и ознакомления с ними, систематические упражнения в заочных вертикальных собеседованиях (в разных формах проходящих через всю советскую эпоху) вырабатывали поистине "идеального" участника социально-языковой игры. |
Не приходится удивляться, что число документов, относимых к наиболее конфиденциальным, быстро росло. В "особую папку" направлялись все постановления Политбюро по проблемам взаимоотношения с внешним миром, независимо от того, насколько важным или секретным было существо конкретного решения. Это наблюдение Кена и Рупасова подводит нас еще к одному обобщению: в системе "непосредственно-общественной", не отягощенной такими излишествами как культурные тормоза, настоящие деньги или законы, устанавливаемые самими жителями, прежде всего на уровне первичной социальности (поселения), невозможно сказать что окажется важным, а что нет. Тут руководство одновременно поражено и всемогуществом, и бессилием. Почему и в какой мере? Потому и той мере, в какой существует неподконтрольный руководству мир, "не понимающий" этих сигналов, постепенно вырождающихся в движения бровей или интонационные рулады. Свои уже не в состоянии воскликнуть: "чего тебе надобно, скажи по человечески". Чужие (будь то руководители иностранных государств со своими планами или проклятые материальные объекты, никак не понимающие что гореть и тонуть совершенно не время, или вот коровы – тоже, собаки, не хотят давать приличные удои без еды, и не поддаются магии партийных собраний и выговоров), чужие – известное дело, враги они, да и все...
Решения Политбюро о государственных отношениях с соседями
Продолжение – через неделю здесь же
Решения Политбюро об общественных связях
Продолжение – через неделю здесь же
Решения Политбюро о нацменьшинствах в западном пограничье
Продолжение – через неделю здесь же
Решения Политбюро о структуре и составе внешнеполитических органов
Продолжение – через неделю здесь же
Решения Политбюро о назначении и отзыве зарубежных представителей
Продолжение – через неделю здесь же
Приложение 1. Перечень договоров, конвенций и соглашений
Продолжение – через неделю здесь же
Приложение 2. Перечень публикуемых решений Политбюро
Продолжение – через неделю здесь же
Продолжение – через неделю здесь же
Указатель имен
Продолжение – через неделю здесь же
Продолжение – через неделю здесь же
Продолжение – через неделю здесь же