Стандартное предупреждение о большом объеме и повышенной плотности выставленного сегодня в "Четверге" – у кого времени нет, лучше потом почитайте, когда будете посвободнее. Или распечатайте и прочтите в субботу, например, после завтрака. В кафе еще можно почитать, у нас в Москве уличные кафе пока работают, если в перчатках быть и/или кофе взять, то ничего, – не холодно.

И еще предупреждение. В субботу, как известно, иногда начинается понедельник. Про эту субботу не знаю, но вот следующий "четверг" точно наступит (на меня) только 2 ноября. Тут полагается набрать двоеточие и открывающую скобку, хотя закрывающая тоже подойдет. Поэтому я, пожалуй, никакой набирать и не буду.

Москва, осень... Все как полагается – лужи, листья, запах, небо... Скоро ноябрь, начнем капусту таскать да рубить, рубить да таскать. Тоска. Нет, конечно, не тоска, это я для рифмы сказал, это у нас все это проходит довольно весело, просто замечательно, но знали бы вы на какие объемы мы выходим в азарте! Семья вдруг стремительно расширяется, как Земля в эпоху Великих гео...

{Прости читатель, опять вставка. На сей раз маленькое частное объявление: взявшему у меня почитать книгу Райта "Географические представления в эпоху крестовых походов" просьба срочно вернуть!}

{Забыл сразу записать в "Поминальник", обзванивать глупо, хорошо хоть интернет есть!}

Заключает все это хозяйство послесловие

Ну а продолжение Кена с Рупасовым, это – отдельной строкой, как говаривали в госплановские времена (и, похоже, говорят в нынешние бюджетные...) – но как раз не в этот четверг, а в ближайший следующий.

От центра цивилизации (большое село, шоссе с автобусной остановкой, магазин, трактир) пешком до деревни минут тридцать пять. Вначале по грунтовой дороге, потом единственной улицей ближней деревеньки, потом березовой аллеей. По выходе из нее дорога начинает забирать вправо, спускаясь в длинный заросший лесом овраг. По оврагу, по его дну, – ручей с мостками, родник и после – довольно крутой подъем. Он был бы совсем непреодолимым, если бы какая-то добрая душа не вырубила в глине ступеньки, укрепив их кое-где камнями. Выбравшись из оврага, оказываемся в двух шагах от нашей деревеньки, дальней. Ну не в двух, но совсем уже близко.

Можно, правда, срезать. Тогда большая часть пути придется на пастбище, потихоньку спускающееся к ручью, вытекающему из лесистого оврага на самый нижний, уже вполне горизонтальный луг. Пастбище – цепь лугов, идущая сверху вниз, окаймлено кустами орешника, разнотравное и неровное. Косить там нельзя, только совсем внизу чуть-чуть, уже у самого ручья. Ближняя деревенька и березовая аллея остаются слева, образуя катет того треугольника, гипотенузой которого мы воспользовались, срезая путь через пастбище. Выгадывается на этом, в полном соответствии с законами материального мира, минут этак десять, а то и пятнадцать, в зависимости от погоды. Если жарко, ручей усыхает до перепрыга или даже перешага. Если шли дожди, надо переходить мелкий брод.

Мы летом ходили то так, то этак, по настроению. Однажды случай подсказал мне неожиданное попутное развлечение и, одновременно, тренинг.

Иду пастбищем, срезаю. На пастбище кто только не пасется. Жители деревеньки, бывшие работники совхоза и их родственники, выгоняют туда скотину – коров, овец, коз. Коз, как существ беспокойных, обычно держат на привязи, коровы-меланхолики и дисциплинированные овцы ходят так. "Ходят" это громко сказано. Они либо стояли, либо (что чаще, особенно в жару) лежали в густой траве и невысоких кустах. Путь к дому, этот – короткий – пролегал не то чтобы сквозь них, скорее параллельно.

И вот, однажды, идучи, повторяю этим, кратчайшим путем из близлежащего города, я остановился. Какой-то неясный план, маячивший на заднем плане (вишь ты как получилось-то, sorry) моего сознания, вдруг обрел очертания. Тут же, под жужжание пчел и трели жаворонка я начал претворять этот план (который неясно маячил) в жизнь.

Я остановился и обратился ко всей этой разнообразной домашней скотине, расположившейся этакой рваной, сползающей к ручью, цепью, со следующей речью:

О, уважаемые козы, добрейшие коровы и величавые бараны! Друзья! Позвольте мне обратиться к вам со следующим предложением. Каждый раз, когда я буду проходить мимо вас, я буду читать вам фрагмент-другой своего чрезвычайно интересного, но пока несколько изменчивого университетского курса. Видите ли, его дизайн и наполнение, что называется, все еще "плывет". Фактически, каждый год я читаю новый курс, выкидывая процентов тридцать прошлогоднего и добавляя процентов сорок нового материала. Как вы понимаете, такое приращение заставляет каждый раз переупорядочивать структуру. Какие-то разделы необходимо развернуть, а какие-то, наоборот, дать более бегло. У нас ведь с вами уже что?

Они молча переглянулись, и я продолжил.

– У нас ведь с вами уже июль. Общий замысел курса мне вполне ясен, но я привык работать с пригнанным друг к другу кубическими блоками, размером пять на пять и на пять минут. Окончательно их сформировать и уложить я и рассчитываю в ходе предлагаемого вам экспериментального изложения. Кроме того, я надеюсь, что в ходе этих ...м-м-м... занятий нам с вами удастся отточить формулировки лемм и теорем. Не вам мне говорить, насколько это способствует передаче знаний от преподавателя студенту кратчайшим и вернейшим путем! Через пару месяцев моими слушателями будут юноши и девушки и я буду благодарен вам, если вы поможете достойно исполнить мой преподавательский долг. Я понимаю, что, в случае вашего согласия на этот эксперимент, практически все, что вы услышите, будет противоречить тому, что усвоено вами к моменту нашей встречи. Но ваш спокойный нрав и добродушная натура, полная здоровой созерцательности вселяют, в меня надежду, что вы не отвергнете предлагаемые вам сведения с порога, без того, чтобы вслушаться и вдуматься в содержание моих сообщений. Я же, со своей стороны, обязуюсь честно и просто излагать вам то, что знаю сам, не пытаясь скрыть от вас другие точки зрения, или имена людей, думавших иначе, равно как и содержание тех доктрин, которых они придерживались. Разумеется, те, кто не хочет быть моим слушателем, не будут мной ни коим образом к этому принуждаемы. Ну как, согласны?

Эффект моей речи превзошел все ожидания. Козы бросились от меня, но тут же их бег был прерван вервиями и перешел в прыжки, подскоки и жалобное блеяние. Коровы встали и, посмотрев исподлобья, продолжили жевать, стоя и не одобряя. Лишь кучка овец и баранов замерла и придвинулась. Я продолжил:

– Строго говоря, никакого вашего согласия не требуется. Земля эта, конечно, частная, но пока скорее потенциально. Кроме того, я стою пусть и на еле видимой, но тропинке, которая ведет к броду, стало быть имеет все признаки сервитута. Знаете ли вы, что такое сервитут? – вскричал я, раздосадованный невниманием аудитории.

Они опешили и стали жаться в кучу. Я подождал немного. Вдруг ближний ко мне баран отрицательно замотал головой, а за ним и пара коров мотнула своими черно-белыми головами: не-а.

– Посмотрите в словаре – посоветовал я. – Если я вам скажу, то вы завтра забудете. А так, будете там искать том, потом листать там, читать, словом, – приложите усилия –знание и запаяется. Да, еще. Постарайтесь не пользоваться словарями, изданными после 1917 года. Возьмите Брокгауза и Ефрона, старый или новый, или Энциклопедию Южакова.

Животина моя, устыдившись своего невежества, понурила головы и перестала жевать. Только холерические козы все скакали, как заводные, путаясь в веревках.

Через неделю слушатели мои ко мне привыкли и встречали дружелюбными, как мне казалось, знаками и звуками. В группе выявились внимательные и рассеянные, появились свои шутники и даже камчатка, занятая, конечно, козами. Они поначалу бесновались, но политика упорного игнорирования в конце концов успокоила даже их.

Мы прошли с ними греческих философов, их воззрения на обмен и деньги, завернули на лингвистическую территорию (что такое pecunia и как правильно трактовать его значение, по "Словарю индоевропейских социальных терминов" Эмиля Бенвениста; когда я звучно зачитывал им: "только ввиду особого развития – прагматического и вторичного слово ~peku, означающее "движимое имущество", стало использоваться, в частности, для обозначения конкретной реалии – скота"). Они внимали и вздрагивали. Еще бы. Я и сам вздрагивал, когда разворачивал перед ними ряд словоупотреблений древнего pecunia. К pecunia славный Варрон относил в своих комментариях дар, приданное, задаток (arrabo), штраф (multa), заработную плату, чаевые (corrolarium). Если еще у них и оставались какие-то сомнения, то я их развеивал козырями: во-первых, sors pecunia in facnore (давать деньги под процент) и звонкое pecunia signata (чеканные деньги).

– Запишите, – говорил я им, забыв, что они не умеют ни читать, ни писать. – Слово pecunia охватывает все возможные способы использования денег и как хозяйственной ценности, и как денежного знака. Вместе с тем, оно никогда не применяется для обозначения движимого имущества в виде скота, богатства в виде скота и т.п., и не встречается в соответствующем контексте. Слово же pecū (скот) отделилось от родового ~pecu на фоне уже существовавшего самостоятельного слова для денег, введя в заблуждение римских, а за ними и всех последующих авторов.

Далее, разобравшись со знаменитой ошибкой Аристотеля, через Юстинианов кодекс попавшей во все средневековые схоластические писания на эту тему, пробежались по Ренессансу. Добежали до Смита, отметили все места, на которых потом взойдет марксистская лебеда. Параллельно разобрали менгеровское определение, пошатали его, проверяя на крепость. Далее вышли сразу на бумажные деньги и их эмитентов, разобрав перед этим полнорезервирующие (Гамбургский, Амстердамский, Генуэзский) жиро-банки ("Думайте! – призывал я моих слушателей. – Что общего между гироскопом и жиро-банком?" Они напряженно думали, приятно было посмотреть). Прошли встроенные "Необходимые сведения из истории XVIII века", под пушечный дым вышли на просторы века девятнадцатого. Генеральное сражение я решил дать около английской Слитковой дискуссии 1804-1819 годов, запланировав еще два, одно в районе так называемой Манчестерской школы с охватом всей внешнеторговой проблематики, а другое – в лоб, через дискуссию Banking и Currency школ, пробивающее через Banking Charter Act 1833 кратчайший ход к Banking Act 1844 года (точнее серии законов, первый из которых был принят в июле 1844-го, а последний в сентябре 1845-го годов, в совокупности именуемой Peel's Act). Вторым планом все время шло плотное, подробное знакомство с теорией денег, производства, процента, кредита и цикла. Эффект получался удивительный – мы знали отчего герои наших историй XIX века мучаются, имея несколько альтернативных описаний природы их болезни, среди которых лишь одно было настоящим, а другие – ложными. Это было в точности как в детективе, когда и тот имел мотив, и этот через каминную проходил, и та имела отношение к ящичку с лекарствами, но убийца был только один. Мы же еще к тому же видели всю конструкцию с изнанки, плюс имели возможность походить туда-сюда по времени, останавливаясь на узловых событиях и разбирая их со всей возможной дотошностью. "Эх, – говорил я им со вздохом. – на все про все жалких 24 часа! Дали бы мне вас хотя бы на год! Не знаю, успел бы я сделать из вас людей, но настоящих экономистов сделал бы точно".

При этом моей действительной целью вовсе не было преподавание им азов наук. Мне нужна была фокус-группа, по поведению которой я бы видел свои огрехи или, наоборот, сильные моменты. Это, в свою очередь, давало мне возможность корректировать состав материала, изменять стиль и темп изложения. Кроме того, с ними я мог сколько угодно молчать, листать записи, сбиваться. Иногда, добравшись до середины и обнаружив себя на неправильной ветке, я одним прыжком возвращался на развилку, чтобы начать заново.

Фокус-группой они оказались идеальной. Они были бесконечно терпеливы, естественны и очень неплохо воспитаны (даже козы, кроме, пожалуй, одной козы и хулиганистого козла). Когда я сбивался, они тут же давали мне это понять, начиная отвлекаться, причем поводы для такого отвлечения были самые извинительные. Коровы вдруг вспоминали о слепнях и принимались нахлестывать себя хвостами, овцы немедленно решали, что вот именно сию секунду им нужно срочно что-то обсудить, и тыкались лбами, культурно поворачиваясь ко мне боком, а бараны, видя такое, сперва делали мне навстречу несколько шагов, потом извинительно блеяли и возвращались к своим заблудшим товаркам. Я получал ясный сигнал – необходимо что-то поменять, и к тому же имел время попробовать разные способы выхода из ситуации разваливающейся аудитории (по содержанию, по энергетике, по ритму и т.д.).

Там было еще много разочарований и удач, поисков и находок. Однажды, поясняя им механизм американского кризиса 1819 года (c замечательной фактурой из "History of American People" Пола Джонсона), я увлекся, пойдя им навстречу – в буквальном смысле. Они уже привыкли ко мне и не пугались, но хулиганистый козел с камчатки, вдруг бросил своих коз, и не успел я оглянуться, как он сожрал, выхватив своими бархатными губами прямо у меня из руки, лист бумаги со схемой, на которой я карандашом показывал внимательным овцам узловые события тех лет, поясняя их взаимосвязь.

Дело шло к осени, мы с все лето Наташей без устали взращивали, возводили, изготавливали... Тем не менее сносить все закупленные рукавицы не удалось – больше, чем хотелось бы, было поездок в бессмысленную Москву. Мы много смеялись, придумывая всякие смешные деревенские выражения ("успеть бы полить до дождя – сказала она, тревожно поглядывая на небо"). Вечером шли на речку, в которую впадал упомянутый выше ручей, впадали в нее сами и выскакивали из ледяной воды, уханьем и визгом пугая окрестных уток и одну окрестную цаплю ("смотри-ка, она вблизи – ну чистый птеродактиль", – заметила Наташа, когда цапля с деревянным каким-то стуком первый раз пролетела над нами, задевая ногами верхушки деревьев.

Отопление печное, освещение свечное давало простительный горожанам fun. Мы вспоминали многочисленные дачи, которые снимали, пока сын был маленький. Вспоминали, что такое было тогда купить еды, самой обычной, удивляясь короткой памяти людей, вмиг забывших как они отматывали себе руки, таская из Москвы сумки. "А может это и правильно, – решили мы – кому охота плохое помнить..."

Однажды, отвечая "спасибо" на соседское "бог помочь", я подумал: если бы двадцать лет назад, кто-нибудь сказал, что я, такого-то августа двухтысячного года, буду на полном серьёзе катить тачку с песком где-то в сельской местности, по направлению к, я бы решил, что предсказатель сбрендил.

Потом похолодало, купаться стало нельзя. На последней лекции я подвел итог, поблагодарил своих слушателей и пообещал через год приступить к семинарским занятиям с теми из них, кому это будет интересно.

Когда мы уходили по этой – короткой – дороге, коровы приветственно мычали, козы радостно и бессмысленно сигали в своих веревках, а овечки и бараны провожали нас почти до шоссе.

Вот, опять купил последний экземпляр. И опять-таки по наводке.

Книжка карманного формата. Название ужасающее. Автор? Автора вы все видели, это такой худощавый невысокий человек с большой лысой головой и усами, он всегда переводил Горбачеву, когда тот ездил за границу или принимал кого-то оттуда.

П. Палажченко. Все познается в сравнении, или несистематический словарь трудностей, тонкостей и премудростей английского языка в сравнении с русским. М., "Р.Валент", 2-е стереотипное издание, 1999. – 240 с. ISBN 5-93439-011-2

Павел Палажченко – профессионал со стажем. В предисловии он определяет свой словарь как попытку поделиться опытом, опытом прежде всего перевода – и письменного, и устного. Автору интересен его опыт (поэтому он интересен и нам), но нам интересен не только опыт, но и сам автор.

Правильный, сильный, ясный русский язык. Чрезвычайно взвешенные суждения по поводу пресловутого засилья англицизмов. Палажченко ухватил суть проблемы – создавай и называй. Автор пишет:

И вот еще:

"А еще лучше, если мы сами произведем на свет и назовем по-русски что-то новое, чего нет у других, и тогда слова будут заимствовать у нас..."

Дав свое – реалистичное, но не угрюмое – видение перспектив переводческого рынка, Палажченко переходит к предмету своей любви – словам, указывая, что эта любовь к словам и составляет стержень переводческого мастерства, его суть и драйв.

"Это начинается с юности. Как по-английски висок? Предплечье? Ключица? Ежевика, инжир, судак, минтай, смычок, скипидар, задний мост, форсунка, элерон и т.д., и т.п.",

спрашивает себя и нас автор, привычно пробегая от ежевики к форсунке и элерону. Он задается далее еще более практическими вопросами, ответы на которые до сих пор ищутся эмпирически и в одиночку:

"Как сказать набрать номер, вывихнуть ногу, спасаться бегством, бред сумасшедшего, пустить пыль в глаза и т.п."

(Впечатляет почти готовый шпионский боевик с неожиданной концовкой, вдруг вывалившийся из мирного переводчика, не правда ли?)

Предисловие далее не менее интересно, там есть и о необходимых переводческих умениях ("изучать лексику и учиться синонимической гибкости"), о разных стилях перевода, и об абсолютных и относительных смысловых эквивалентах, и даже вариант перевода знаменитого черномырдинского "хотели как лучше, а получилось как всегда" на английский язык (We tried our best, you know the rest).

Затем идет собственно словарь. Уже начиная с анекдотических "академиков" (по-английски это просто ученый, обычно преподающий в университете) становится жутко интересно. А вот и долгожданное to address! Смотри-ка читатель, на слова бывает мода!

"Этот глагол в последние годы вошел в моду и одновременно стал одним из самых широких по значению и гибких глаголов в английском языке... В двуязычных словарях перечисляется много достаточно очевидных значений, в переводе не трудных (адресовать, обращаться и т.д.), а наиболее широкое значение приводится только как возвратное (to address oneself to)".

Между тем, многие английские глаголы опускают элемент возвратности, образуя очень широкое поле применения. To address = и обращать внимание на, и принимать меры, и решать проблемы, и даже задумываться о. В примерах словоупотребления, приводимых автором, отметим: (4) The World Bank must address the needs of the poorest countries. Очень удобный глагол для бюрократов, оказывается. Для них ведь "рассмотреть вопрос" и "решить проблему" одно и то же. Это не плохо, а скорее хорошо, по крайней мере профессионально. А как еще бюрократ может решить проблему?

Листаем дальше.

Наряду со словами автор включил в словарь целые смысловые и культурные совокупности, причем приводит их по-словарному, подряд. После babushka идут очень нужные и подробные baseball terms, причем дается как содержание собственно терминов, так и примеры их использования в политической и журналистской речи. Такой же микрораздел – Bible words and phrases, все праздники приведены и в словарной статье Labor Day, причем приводятся и американские и английские праздники. Огромный раздел Foreign words and phrases – латинские, французские, немецкие, испанские, идиш, итальянские заимствования!

Из близкого по тематике к нашему сайту отмечу правильное, т.е. расширительное толкование слова government (государство в единстве всех его органов и ветвей власти) в американском варианте и его узкое значение (собственно, правительство) в английском. Отличная проясняющая статья nation, nation-state, nationality с правильной различалкой "национальный – этнический".

В статье "Liberal" очень хороший разбор недоразумений, возникающих при употреблении этого слова, особенно в Америке. К сожалению, автор не приводит ставший каноническим в научных кругах термин "classical liberal" и ставший таковым в американской политике и журналистике "libertarian" для различения "либералов" (а в действительности прогрессистов-социалистов) рузвельтовского призыва и того, что автор называет laissez-faire liberals.

И огромное количество полезнейших наблюдений, примеров словоупотребления, предупреждений о словах-ловушках для переводчика, в том числе пропущенных словарями (вроде revisionist, применяющегося не к забытой марксисткой провинции, а к ученым, чьи работы заставляют пересмотреть устоявшуюся систему взглядов). Тут и effective, и embrassing, и empower, и encourage, и удивительный exposure, и integrity. Вот, скажем, frustration – с ехидцей отмечается, что как же так, страна, где это чувство буквально разлито в воздухе, не имеет для него отдельного слова. У нас и отчаяние, и раздражение, и досада, и безвыходное положение, и чувство бессилия, и безысходность. На это я бы автору возразил: иначе и быть не может. У эксимосов, говорят, сорок слов для обозначения снега. Вот так и у нас с frustration. C другой стороны, как пугают, бывает, фильмовые "наслаждайтесь вашей едой" (enjoy your meal). Не приспособлены мы тут наслаждаться, пока что.

Очень точно и профессионально про leverage и про management. К сожалению, упрощенное изложение статьи CEO может оставить читателя, незнакомого с корпоративной реальностью в неведении. CEO, chairman и president есть проявление разных контуров корпоративного управления, более сложного, чем система "начальник-подчиненные".

Ну и как во всякой толковой книжке находим тут и толковейшие приложения. Приложение 1 включает в себя:

(1). Замечательный раздел "Какие нужны словари"; в нем – аннотированный перечень 27-ми словарей, наших и англо-американских издателей. Почему-то не включен толковый двухтомный Longman. Это жаль, так как словарь у нас издавался массовым тиражом и если такой специалист как П. Палажченко не находит нужным его включать в свой лист, это вызывает подозрения – так ли хорош популярный словарь, а если не хорош, то чем.

(2). "Как читать английские буквы" – три колонки. В левой – написание букв, в средней – как их читают в армии, полиции, авиации, перевозках, службах спасения и т.д. (это где C = Charlie). В правой – как их называют в повседневной жизни (прибавляя as in, например "C – as in Cat" или "L – like in Lion").

(3). "Как ориентироваться в английских (американских) неметрических единицах изменения".

(4). "Как читать математические формулы" Там примеры выражений ("a, open parenthesis, b plus c, close parenthesis, equals square root of x") с их алгебраической записью, а также наиболее каверзные слова из средней школы, вроде prime numbers (простые числа) или vulgar fraction (простая дробь).

(5) "Названия американских штатов". Здесь тоже – пир горой. Штат, столица, неофициальное название-прозвище штата. Такая таблица. (Арканзас, откуда губернатор Клинтон пошел в президенты, оказывается Land of Opportunity!).

(6) Невероятно полезный раздел "Какие тексты известны каждому американцу". Тут и Декларация независимости (которая, правда, так не называлась), и Геттисбергская речь Линкольна, и слова гимна, про который помнится Воннегут в сердцах как-то сказал: "Да есть ли еще где такой нелепый гимн, состоящий из одних вопросов?!"

Приложение 2 обещает нам захватывающее продолжение. Название говорит само за себя: "Некоторые статьи из будущей русско-английской части словаря").

Индекс, оглавление, фото на задней стороне обложки.

Молодец, переводчик! Настоящий подвиг совершил.

Подписавшись на "Вопросы истории" и уехав в деревню, попал в круговерть сентябрей-октябрей. Только-только вынырнул, – пора съездить в редакцию, забрать номера, которые наприходили за это время. Тут тебе и шестой, и седьмой, и восьмой, и девятый. В редакции сообщили, что до конца месяца еще и десятый выйдет. "Не может быть", – рассеянно сказал я, вынося забранное и перелистывая на ходу.

Ну-ка, что там в номерах?

Открываем "Вопросы истории", 2000 г., № 6. Читаем оглавление (ссылка на разные мысли, пришедшие в голову, пока читал соответствующую статью):

Оцените качество! Как жаль, что раздумья о судьбах Родины нельзя сделать профессией! Сидел бы да читал бы, да размышлял. Это я к тому, что другие номера буду выкладывать по мере, иначе меня дома не поймут. Вы, кстати, если Наташу встретите, не говорите ей про этот проект, ладно?

3.1. Куманин. Закончилась бесконечная, но интереснейшая – не оторвешься – публикация донесений Л.К.Куманина из Министерского павильона Государственной думы, декабрь 1911 – февраль 1917 года (начало см. "Вопросы истории", 1999, №№1-12; 2000, №1-5). Последний фрагмент этого документа открывается седьмым февраля 1917 года. Что же происходило в Думе в этот день? Не без волнения читаем:

Наличие совпадений и сближений более говорит о субъекте, чем об объекте. Именно сходство есть то, что первым делом бросается в глаза. Нужно продолжать думать, чтобы увидеть смысл в похожести фактуры.

Я тут усмотрел следующий смысл. Если в области ракетостроения или там с позиций производства сборного железобетона глядя, годы с 1917 по 1990 представляли собой известный прогресс и даже успех, то в сфере более широкой, а именно в сфере государственного устроения и хозяйственного быта, время оказалось вчистую потерянное. Остается только поражаться, насколько бессмысленной предстает с этой точки зрения наша поразительная эпоха. Историки спорят о числе жертв, причем десять миллионов человек это у них порядок ошибки такой! Вот уж действительно – бешенная активность. И все это, чтобы в самом конце века вернуться и подобрать брошенное в начале: бюджет, фракции, слово предоставляется, процедуры...

То есть между Куманиным и нами лежит некий бракованный участок, который вырезается без труда. Затем концы сращиваются – и все в порядке.

Но вот незадача, даже две. Во-первых, не факт, что сойдутся. Много нет. Государя нет? Нет. А был он, похоже, как бы кто ни относился к нему лично, и к монархии вообще, – осевым институтом тогдашнего устройства, структурообразующим. Или нет? Если "да", то понятно – отвинтили гайку на пупе, задница отвалилась. А если "нет"? То есть слабла, слабла, ослабла вконец, отсохла – все только рады были. Недолго, правда, радовались...

Во-вторых, от какого момента бракованный участок начинается? Этот вопрос, помнится, Солженицын в "Красном колесе" задавал. Многие скажут "С 1917-го", иные – с 1861-го. В.А. Найшуль сказал как-то, что по его ощущению опасная двусмысленность между народом и властью началась с раскола, когда не имея охоты и умения объяснить власть попыталась заставить, взять на силу. Интегрировались слабые духом, сильных выпихнули в "раскольники", стали преследовать, периодически раскулачивая (но до конца не удавалось, практически все успешные предприниматели XIX века – либо старообрядцы, либо из старообрядческих семей, кое-что можно найти тут, на сайте, в разделе "Библиотека"). Так что насчет "с того же места" – это тоже как посмотреть. С того же, или не с того, лишь бы не в ту же степь...

3.2. Дневник Веселовского. Продолжение (начало в №№2,3 за 2000 год). Через год после Куманинских донесений (1 марта 1918 г.):

"...каждый или открыто или про себя предпочитает рабство у культурного, хотя и жестокого врага, чем бессмысленную, бесплодную, бесславную смерть от голода или убийц и грабителей"

Вот оно как. Выбор, оказывается, невелик. Неужели не поискать в другом месте? Неужели нельзя, чтобы и не рабство, и не гибель от грабителей? А ведь все еще не ясно, хотя вон сколько лет прошло.

В процессе написания этого "Четверга" решил сделать перерыв, принять почту. Пришла.

С изумлением читаю (разрешение на воспроизведение здесь имеется):

––––––––––
"Не могу не порадовать тебя новой ссылкой. Вот она:

И далее сноска: Murray N. Rothbard. An Austrian perspective on the history of economic thought, v. 1: Economic thought before Adam Smith; v. 2: Classical economics. Edward Elgar Publishing. 1995. ]

––––––––––-

Каково?

Пишу, что замечательно, что Колкер молодец. Есть еще в СПб любопытные люди. Приходит ответ:

Б.
–––––––––––

Бывают, мой друг, еще как!

Вернуться наверх