В целях побудить искать эту бесценную книжку, привожу фрагмент книги Ю.А.Федосюка, относящийся к денежной системе России

Ю.А. Федосюк. “Что непонятно у классиков или энциклопедия русского быта XIX века”, М.: Флинта, 1998, 264 с.

Глава четвертая. Деньги и ценные бумаги

От полушки до катеринки
Два курса
Все цвета радуги

От полушки до катеринки

Полушка – самая мелкая монета, 1/4 копейки. Существовала до 1917 года, в 1925-1928 гг была в обращении, но означала уже полкопейки. Слово обычно употреблялось и в переносном значении – ничтожно малая величина. В “Домике в Коломне” Пушкина мнимая Маврушка, застигнутая за бритьем, “ушла, не взяв в уплату ни полушки”. Вспомним и пословицу: “За морем телушка полушка, да рубль перевоз”.

Деньга, денежка – медная монета достоинством в полкопейки. В комедии Фонвизина “Бригадир” прижимистая Бригадирша поучает сына Ивана правильно вести расходы, не округляя выплачиваемых сумм: “Ты тамо не дашь уже пяти копеек, где надобно дать четыре копейки с денежкой”.

Грош – медная монета, до 1838 года – две копейки, потом – полкопейки. Чаще всего – синоним ничтожно малой суммы. Гоголевский Акакий Акакиевич “имел обыкновение со всякого истраченного рубля откладывать по грошу в небольшой ящичек”. “Ни в грош не ставить” – не уважать, не считаться с кем-либо. “Гроша медного не стоит” и т.п.

Копейка – всегда равнялась одной сотой рубля.

Семитка, семишник, семак – не семь, как можно подумать, а две копейки. Почему же в корне слова “семь”? До реформы 1838 года, сократившей курс в 3,5 раза, монета действительно равнялась семи копейкам. Курс изменился, а название осталось. Один из персонажей Глеба Успенского укоряет другого: “А ты, ученый, даже не знаешь, что такое семитка. Знай, это две копейки”.

Алтын – три копейки. Купец Брусков в комедии Островского “В чужом пиру похмелье” острит: “По-латыни два алтына, а по-русски шесть копеек”. Другая комедия Островского, повествующая о неожиданном богатстве, “Не было ни гроша, да вдруг алтын”. У Маши в “Капитанской дочке” Пушкина, по образному определению ее матери, приданого – “частый гребень, да веник, да алтын денег (прости Бог!), с чем в баню сходить”.

Трехкопеечная монета называлась также трынкой и трешником. В “Декабристах” Л.Толстого говорится: “Во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям, и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки”. А “трешник” встречается у Некрасова: “По времени приладились / И к новому писцу. Тот ни строки без трешников / Ни слова без семишников".

Пятак, пятачок – 5 копеек. Были и серебряные монеты такого достоинства. Дуня дала мальчику, показавшему ей могилу отца, “пятак серебром” (Пушкин, “Станционный смотритель”).

Гривенник – в старом просторечии – гривна и грива – 10 копеек. В “Медном всаднике” Пушкина Евгений отправляется на другой берег Невы – “И перевозчик беззаботный / Его за гривенник охотно / Чрез волны страшные везет”. Повествователь в “Истории села Горюхина” Пушкина пишет, что крупно выиграл в карты “в то время, как у меня в кармане оставалося рубль 6 грив”. Скупая бригадирша в “Бригадире” Фонвизина уверяет, что “гривною в день можно быть сыту”.

Пятиалтынный – 5 х 3 = 15 копеек. Актер в пьесе Горького “На дне”, решивший бросить пить, радостно оповещает: “Вот они – два пятиалтынных, а я – трезв”.

Двугривенный – 10 х 2 = 20 копеек. Художник Чартков покупает у купца роковой портрет старика “за последний свой двугривенный” (“Портрет” Гоголя).

Четвертак – четверть рубля, то есть 25 копеек. До 1917 года – ходячая серебряная монета. У Чехова в рассказе “В овраге” “бабы и девки возят на станцию кирпич и нагружают вагоны и получают за это по четвертаку в день”.

Полтинник, полтина – слова эти, обозначающие 50-копеечную монету, можно было услышать сравнительно недавно, в старину же слово “полтина” было официальным термином и чеканилось на лицевой стороне монеты.

Восьмигривенный – 8 х 10 = 80 копеек. Русской монеты в 80 копеек никогда не было: так называлась персидская серебряная монета в $4 абаза, ходившая у нас на Кавказе. Максим Максимович у Лермонтова обещает лакею Печорина “восьмигривенный” не случайно – дело происходит на Кавказе.

Несколько неофициальных и полуофициальных названий было у основной денежной единицы России – рубля. Чаще всего в литературе встречается целковый и целковик, но это не любой рубль, а рубль одной монетой, “целый”. Городничий в “Ревизоре” Гоголя дает слуге Хлестакова Осипу “пару целковиков на чай” – подача щедрая! Серебряный рубль иногда кратко именовался монетой и даже монет – в мужском роде. “Вот тебе десять монетов, поди к маркетанту”, – говорит юнкер Гуськов в рассказе Л.Толстого “Разжалованный”; это означает десять рублей. Бумажный рубль именовался билетик. Старуха-процентщица в “Преступлении и наказании” Достоевского укоряет Раскольникова: “За колечко вам прошлый раз два билетика внесла, а оно и купить-то новое у ювелира за полтора рубля можно”; таким образом, ростовщица считает, что переплатила.

Старый петровский рубль именовался крестовик за то, что на нем были отчеканены расположенные крестом четыре буквы “П” (“Петр”).

Слова трехрублевик, трешница, пятитка, пятешница, пятирублевка ясны без объяснений. Трехрублевая золотая монета называлась червонцем (вспомним выражение “червонное золото”, то есть металл высокого качества). Пушкин писал Баратынскому: “Стих каждый в повести твоей / Звучит и блещет, как червонец”.

Понятия золотой и полуимпериал требуют расшифровки. “Все-таки полуимпериалов с сотню наберу у себя”, – говорит Кучумов в “Бешеных деньгах” Островского. Много это или мало?

Оба названия применялись к пятирублевой монете, к концу XIX века золотым стали называть десятирублевую.

Вообще же монета достоинством 10 рублей имела несколько устойчивых обозначений. Золотая десятирублевая монета именовалась империалом (после 1897 года империал стал стоить 15 рублей) арабчиком, лобанчиком. Откуда арабчик (или арапчик) – неясно, империал означал “императорский”, а лобанчиком народ прозвал монету по равноценному ей французскому золотому, на котором была отчеканена голова одного из королей династии Бурбонов.

В комедии Островского “Свои люди – сочтемся”, купчиха обещает свахе за то, что та нашла жениха “благородного происхождения”, “парочку арабчиков”. В рассказе Лескова “Интересные мужчины” офицеры-картежники, в ожидании нового игрока, говорят: “Что же нам все свои лобанчики из кошелька в кошелек перелобанивать”. Как видим, игра шла по крупной.

Четвертной называли 25 рублей (четверть от сотни). В чеховской “Свадьбе” мнимому генералу за присутствие на свадьбе пообещали четвертную. В рассказе Чехова “Хороший конец” сваха жалуется: “Какие наши заработки! Ежели в скоромный месяц заработаешь две четвертных, и слава Богу”. Обер-кондуктор, ищущий невесту, удивляется: “Пятьдесят рублей! Не всякий мужчина столько получит!” Дело кончается тем, что обер-кондуктор женится на самой свахе.

Реже о такой сумме говорили угол. Торгуясь с Чичиковым за мертвые души, Собакевич предлагает “угол”. “То есть двадцать пять рублей? Ни, ни, ни, даже четверти угла не дам, копейки не прибавлю”, – отвечает Чичиков.

Сторублевая ассигнация называлась государственной – на ней было напечатано “Государственный казначейский билет”, или в обиходе катеринкой , за то, что на ней был изображен портрет Екатерины II. Правда, “государственной” именовали и 500-рублевую ассигнацию за аналогичную надпись. Именно такую сумму денег имеет в виду Чичиков, рассуждая об умершем плотнике Степане Пробке, который “притаскивал всякий раз домой целковиков по сту, а может, и государственную зашивал в холстяные штаны или затыкал в сапог”. Тут по контексту “государственная” – не те же “сто целковиков”, а нечто гораздо большее.

Два курса

При чтении русской классической литературы немалые затруднения может вызвать долгое время существовавший в стране двойной счет денег – на ассигнации и на серебро. Впервые ассигнации, то есть бумажные деньги, появились в России в 1769 году. В обращении они все более теснили серебряные и медные деньги [по просьбе читателей мной будет подготовлена справка-объективка про особенности денежного обращения в Росси до реформы Витте, там и откомментирую некоторые неточности, допускаемые Ю.Федосюком. Хочу подчеркнуть, что, хотя эти уточнения имеют определенное значение для изучения истории денежной системы в России, они совершенно второстепенны для решения той задачи, которую ставил себе автор – пояснить термины для читателей русской классической литературы. – Гр.С.] . Ассигнации назывались также банковскими билетами – в “Пиковой даме” Пушкина игра идет именно на банковские билеты [прошу прощения у читателя, но автор здесь допусает ошибку – Гр.С.]. Вскоре ассигнационный рубль стал общепринятой счетной единицей.

Первое время ассигнационный рубль был равен серебряному. Однако из-за чрезмерного выпуска ассигнаций, не обеспеченных серебром, началось падение курса: медные и бумажные деньги ходили в одной цене, а серебряные ценились выше. Соотношение постоянно колебалось: в расчетах и сделках приходилось приравнивать один серебряный рубль к четырем ассигнационным. “Тогда еще были трехрублевые, – читаем в “Что делать?” Чернышевского, – то есть, если помните, монета в 75 копеек”.

Итак, одновременно существовали два исчисления: за одну и ту же вещь можно было заплатить либо рубль серебром, либо четыре бумажных (ассигнационных) рубля. Отсюда – совершенно загадочная для нас сцена в “Мертвых душах”: шинкарка требует с Ноздрева за водку двугривенник (20 копеек), а тот говорит зятю Межуеву: “Дай ей полтину, предовольно с нее”. “Маловато, барин, – сказала старуха, однако ж взяла деньги с благодарностью и еще побежала впопыхах отворять им дверь. Она была не в убытке, потому что запросила вчетверо против того, что стоила водка”.

Почему 50 копеек для старухи “маловато” в сравнении с запрошенными 20 копейками и тем не менее полученная сумма так обрадовала ее?

Все дело в том, что шинкарка запросила двугривенник в счете на серебро, то есть хотела получить 80 копеек в пересчете на ассигнации (тогда как товар стоил 20 копеек ассигнациями), а получила 50 копеек ассигнациями, то есть хоть не вчетверо, но в два с половиной раза больше цены.

Все официальные сделки велись на ассигнации. Чичиков скупает мертвые души в счете на ассигнации – только так казенная палата (финансовый орган губернии) утверждает его покупку.

Надо сказать, что курс ассигнаций постоянно менялся в зависимости не только от времени, но и от места расчета, а также от вида обмениваемой монеты (медь или серебро). Если судить по примерам из русской классической литературы, курс этот колебался от 2р. 90к. до 4р. 30к. по отношению к серебряному рублю. Создавалась путаница; в убытке оставались люди несведущие и неопытные.

[Опять не удержусь от комментария, даже двух. Первым будет комментарий-аванс. Автор вплотную подошел к феномену, известному как проблема “простонародного лажа” или расчетных рублей. Вряд ли такой человек как Ю.Федосюк не знал об этой проблеме – видимо сыграл свою роль образ читателя, на которого он ориентировался (учащийся средней школы). В следующий четверг я расскажу о “простонародном лаже”. Второй комментарий касается “несведущих” людей. Этой сказке столько же лет, сколько существует добровольный обмен. Я вполне могу себе представить несведущего и неопытного человека. Могу понять, если он не захочет смириться со своей долей и пустится приобретать сведения и опыт. Несведущий и неопытный человек, не желающий платить, т.е. поступаться каким-либо ограниченным ресурсом (деньгами, временем, усилиями) для приобретения сведений и опыта, тоже вполне представим. Это всего лишь означает, что альтернативные способы использования ограниченного ресурса, этот, упорствующий в своем неведении, ценит выше. В этом случае свои убытки он расценивает иначе, чем расчетливый практик. Так что никаких теоретических оснований взволнованно вклиниваться между покупателем и продавцом нет – Гр.С.]

В комедии Островского “Горячее сердце” купец-самодур Хлынов обещает заплатить за учиненный дебош сто рублей серебром, а вносит штраф тремя сторублевыми ассигнациями, исходя из курса один к трем.

В пьесе Сухово-Кобылина “Дело” попавший в руки вымогателей-чиновников помещик Муромский приходит в ужас от суммы требуемой взятки: он привык все переводить в ассигнации и его устрашает сумма – 30 тысяч серебром. “Силы небесные – да ведь это сто тысяч!”

Только в 1839 году был установлен твердый курс серебряного рубля по отношению к бумажному: 1 к 3,5. К 1843 году вместо ассигнаций ввели государственные кредитные билеты, которые принимались в банках к обмену на звонкую монету. В быту они назывались кредитками, хотя по старой памяти многие продолжали именовать их ассигнациями, которые уже были изъяты из обращения. Персонажи Островского нередко говорят о кредитных билетах – "ассигнации”.

Все цвета радуги

В обиходе бумажные деньги часто именовались по расцветке. Вот тут-то требуется “расшифровка”.

Желтенькая - рубль. “Анненька вынула из портмоне три желтенькие бумажки, раздала старым слугам” (“Господа Головлевы” Салтыкова-Щедрина). Иногда “желтенькая” игриво именуется “канарейкой” – по желтому цвету этой птицы.

Зелененькая – три рубля. Муров (“Без вины виноватые” Островского) дал зелененькую на воспитание сына – теперь мы осознаем всю скупость этого богача. В “Преступлении и наказании” Достоевского “чиновник дал Катерине Ивановне трехрублевую зелененькую кредитку”.

Синенькая - пять рублей. Чичиков сулит Коробочке 15 рублей ассигнациями – “и не серебром, а все синими ассигнациями”. Герой рассказа Л.Толстого “Поликушка” рассказывает историю, “как дохтору синенькую мужик дал и тем уволился”, то есть избавился от рекрутчины. Иногда синенькая в просторечии называлась синицей, а то и синюхой. “Вот тебе и синица в задаток”, – говорит цыган парубку Грицько в “Сорочинской ярмарке” Гоголя.

Красненькая - десять рублей. В “Воскресении” Л.Толстого Катюша Маслова показывает суду: “При них взяла четыре красненьких”. Прокурор переводит выражение на официальный язык – “40 рублей”. Иногда говорили краснуха или даже рак, по цвету вареного рака. “За сто раков не соглашусь”, – говорит один из персонажей “Записок из Мертвого дома” Достоевского.

Беленькая - 25 рублей. “...за ландшафтик возьму беленькую”, – говорит торговец картинами в повести “Портрет” Гоголя.

Радужная - 100 рублей. Федор Павлович Карамазов обронил “на собственном дворе, в грязи, три радужных бумажки”. Смердяков поднял, принес, за что получил в награду десять рублей.

Серенькая – 200 рублей. У Герцена в “Былом и думах” секретарь, получивший взятку в 200 рублей ассигнациями, нагло заявляет: “Ну, серенькая, тем лучше, пусть другие посетители видят, это их поощрит, когда они узнают, что двести рублей я взял, да зато дело обделал”.

Теперь нам ясно, что имеет в виду, разбирая деньги, герой рассказа Лескова “Очарованный странник”, образно говоря: “Синие синицы и серые утицы и красные косачи – только одних белых лебедей нет”. Поясним только, что косачом назывался полевой тетерев-самец. Ничего не скажешь, уподобление бумажных денег птицам звучит поэтически!

Для удобства пользования приведем таблицу:

Желтенькая – 1 рубль
Зелененькая – 3 рубля
Синенькая – 5 рублей
Красненькая – 10 рублей
Беленькая – 25 рублей
Радужная – 100 рублей
Серенькая – 200 рублей

Вернуться наверх
Вернуться на главную страницу