В очень хорошей книге Ю.А.Федосюка "Что непонятно у классиков", извлечения из которой украсили недавно мой сайт, есть ряд мест, требующих уточнений. Как я уже отмечал, для целей автора (дать школьникам, изучающим русскую классическую литературу, представление о быте тех лет), эти неточности – не помеха. Но если все-таки обратиться к истории денежного обращения России, то необходимы если не поправки, то пояснения.

Напомню, слова Ю.А.Федосюка. "Ассигнации назывались также банковскими билетами – в “Пиковой даме” Пушкина игра идет именно на банковские билеты"

Итак,

Как известно, Германн в "Пиковой даме" получил наследство и снес его в банк. Банк здесь – логическое понятие. Физически, скорее всего, деньги были помещены в петербургский Опекунский совет – сохранную казну. Были такие ссудно-сберегательные учреждения (для выдачи ссуд под залог и приема вкладов от дворянского населения), учрежденные при Воспитательных домах, в Москве и Петербурге, в 1775 году. Петербургская сохранная казна просуществовала до 1895 года, перейдя, впрочем, в середине ХIХ века в подчинение Минфину.

Судя по тексту, Германн наследство ("маленький капитал") поместил на депозит, проценты по которому накапливал ("…не касался процентов, жил одним жалованьем, не позволял себе малейшей прихоти").

Известно также, что в первый вечер у Чекалинского Германн поставил 47 тысяч. Напомню, что баснословно богатый Пьер Безухов за 25 лет до того проживал в год 500 тысяч. При этом на годовое содержание княжон, дома в Москве и подмосковного имения уходило чуть менее 30 тыс. (правда, это после того, как он разъехался с женой – "150 тыс. посылалось графине на прожитье").

Самой крупной купюрой тогда была ассигнация номиналом 200 рублей. 200-рублевые и 100-рублевые ассигнации составляли менее 20 процентов. На ассигнации номиналом в 25 рублей и ниже приходилось 65 процентов купюрной массы. Этот покупюрный состав в сочетании с гигантской суммой, поставленной Германном на карту, приводит к мысли о физической невозможности приноса в дом такой горы денег, даже если учесть смещенность структуры купюр в Петербурге и в кругу людей, фигурирующих в "Пиковой даме", по сравнению с приводимой мной средней.

Есть и прямое указание Пушкина на то, что Германн принес к Чекалинскому вовсе не ассигнации.

Напомню, что Чекалинский пожелал, чтобы Германн поставил деньги на карту ("С моей стороны я, конечно, уверен, что довольно вашего слова, но для порядка игры…" – эх, были же когда-то в России профессиональные банкометы, даст Бог будут когда-нибудь и профессиональные банкоматы!). Читаем далее: "Германн вынул из кармана банковый билет и подал его Чекалинскому, который, бегло осмотрев его, положил на Германову карту".

Итак, банковый (не банковский) билет. Единственное число.

Речь идет о документе на предъявителя ("на неизвестного" в терминологии тех лет), который выписывался сохранной казной по требованию владельца вклада. Ю.А.Федосюк мог быть введен в заблуждение надписью "Банковая" по правому краю 200-рублевой ассигнации (так называемые "новые ассигнации", выпускавшиеся с 1818 года, на других сторонах было: вверху – "Государственная", внизу – "двести рублей", с левой стороны – "ассигнация").

Отметим, что крепость тогдашних домов и верность слуг позволяла хранить дома большие суммы. Если в первый вечер Чекалинский рассчитался банковыми билетами, то во второй вечер в ход пошли наличные. Германн поставил весь свой капитал (47 первоначальных плюс 47 выигранных в первый вечер, итого 94 тысячи) и опять выиграл. Чекалинский, пишет Пушкин, "отсчитал (так! Гр.С.) девяносто четыре тысячи".

Домов-то домов, но как бы не отелей! Ведь Чекалинский – москвич ("В Москве составилось общество богатых игроков под председательством славного Чекалинского"), в Петербург он не переехал, а "приехал". Впрочем, в то время этот глагол мог означать и переезд, тем более, что Пушкин несколько раз говорит о Чекалинском как о хозяине дома. Помните, "молодежь к нему нахлынула, забывая балы для карт и предпочитая соблазны фараона обольщениям волокитства".

Да, много еще есть над чем поразмыслить!